Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

На счастье, Петр Федорович пересказал план заговора супруге, а та отправила Шкурина к Шешковскому, который на словах объяснил суть дела. В результате Батурин был схвачен и отправлен в Преображенский приказ, где благодаря пыткам из него удалось выбить имена других заговорщиков. Степану и Шувалову пришлось арестовать всех охотников великого князя, а также множество неповинных придворных. Все это внесло понятную сумятицу в дворцовую жизнь, но Шешковский отнюдь не винил в произошедшем себя. Напротив, когда ему посчастливилось вновь встретить в дворцовом парке прогуливающуюся с фрейлинами Екатерину, та поблагодарила его за своевременное вмешательство, а также заверила, что Петр Федорович не поддерживал заговора, равно как и их люди. Прощаясь, цесаревна протянула Степану ручку для поцелуя, пеняя ему за то, что тот давно не показывался при дворе.

Конечно же, это была обыкновенная вежливость, цесаревна не могла не страшиться грозной Тайной канцелярии, но страстно влюбленный в нее Шешковский тут же решил, что все то время, когда он боялся переступить порог малого двора, Фредерика ждала его, и если ни разу не написала сама, то исключительно оттого, что ей было запрещено писать кому бы то ни было. Помнится, у нее до недавнего времени и прибора для письма не было.

Счастливый оказанной ему милостью, Шешковский на радостях отпустил придворных и охотников, впрочем, последних удалось выторговать у Шувалова с условием, что всех их отправят за границу (последние два года охотники Петра Федоровича были сплошняком иностранцы, так что их отправляли не в ссылку, а по домам).

Масленую двор провел в Царском Селе, а затем устремился в Москву. В это время ко двору была представлена дочь герцога Эрнста Иоганна Бирона, прежнего фаворита императрицы Анны, Гедвига Елизавета Курляндская [102] Принцесса Гедвига Елизавета Курляндская, в замужестве баронесса Екатерина Ивановна Черкасова (1727–1797) – единственная дочь Э. И. Бирона, гофмейстерина императрицы Елизаветы Петровны, надзирательница за ее фрейлинами. , которая сразу же получила прозвище Курляндская принцесса. Разумеется, означенной особой немедленно заинтересовалась Тайная канцелярия. Бирон вернулся из ссылки и жил теперь с семьей в Ярославле на Волге, где ему, собственно, и было приписано оставаться вплоть до новых распоряжений. Но Гедвига… маленькая, горбатенькая с тщедушным телом и выразительными умными, может быть, даже слишком умными и проницательными глазами, поступила неслыханно: она сбежала от родителей, спрятавшись в доме жены ярославского воеводы Пушкиной, которой объяснила свой побег твердым желанием принять православие. Когда же властный отец велел запереть девицу в комнате на хлебе, ожидая, когда из нее выйдет дурь, она сбежала через окно. Поняв, что мученица за веру – это именно тот козырь, который поможет ей, наконец, предстать пред императрицей, Пушкина написала Марфе Шуваловой, и та пригласила их обеих в Москву, где Гедвига тот час же сделалась невероятно популярной.

Императрица сделалась крестной матерью Курляндской принцессы, а Петр Федорович вдруг принялся за ней ухлестывать, доставляя тем самым огорчение супруге.

В тот же год ко двору были представлены две юные графини Воронцовы, дочери графа Романа Илларионовича [103] Граф Роман Илларионович (Ларионович) Воронцов (1717–1783) – граф Римской империи (1760), генерал-аншеф (1761), сенатор (1760), владимирский, пензенский и тамбовский генерал-губернатор (1778–1783), один из первых деятелей русского масонства. Младший брат канцлера Михаила Илларионовича Воронцова. Владелец усадьбы Андреевское. и племянницы вице-канцлера – четырнадцатилетняя Мария [104] Мария Романовна Воронцова (1737–1765) – фрейлина, была замужем с 1757 года за графом Петром Александровичем Бутурлиным (1731–1787). получила шифр фрейлины императрицы, а младшую Елизавету [105] Елизавета Романовна Воронцова (1739–1792) – фрейлина, фаворитка Петра III, была замужем за статским советником Александром Ивановичем Полянским (1721–1818). одиннадцати годков от роду определили к Екатерине Алексеевне.

Когда двор вернулся в Петербург, обе одновременно заболели оспой, на счастье, юные графини оказались достаточно сильными, их организмы быстро справились с болезнью, и если вернувшаяся через какое-то время ко двору Маша была «украшена» всего несколькими малозаметными следами от оспинок, на лице и без того некрасивой Лизы остались рубцы.