Юлия Андреева - Tresor Ее Величества. Следствие ведет Степан Шешковский

– Это потому, что Анна Васильевна почти всю прислугу в имение отправила, – извиняясь неизвестно за что, сообщила домоправительница. – Кто же знал, что барыня надолго сляжет?

Анна Васильевна лежала на своей постели и, как показалось Шешковскому, крепко спала, разметав по подушке русые волосы.

– Отчего же сиделку не пригласите? Мало ли что может понадобиться? – удивился Апраксин, но домоправительница только руками на него замахала. Барыня не позволяет. Как занедужила, никого постороннего видеть не желает.

Пока они беседовали, Шешковский пересчитал кукол и даже сделал для себя записи в тетради. Больная так и не пришла в сознание, больше у Гагариных делать было нечего. Так что они откланялись, и Апраксин подкинул Шешковского до дома, попросив напомнить Ушакову, что утром он не сможет присутствовать на допросе Синявского, так как отозван к канцлеру.

КОГДА ЧАСЫ В Аничковом дворце пробили полночь, в столицу по секретному предписанию люди Разумовского доставили колдуна, успев забрать его из дома, буквально из-под носа Шувалова. Их кареты встретились на третьей версте от лесной усадьбы и только что не столкнулись на узкой дороге. Удачно, что господа из Тайной канцелярии не догадались остановить карету, управляемую старым запорожским старшиной с длинными серыми усищами, да проверить, кто прячется за опущенными на окнах шторами. Иначе непременно пришлось бы биться, и еще неизвестно, кто бы победил. О том, что Александр Иванович пронюхал, куда в последнее время зачастили придворные, Алексей Григорьевич понял сразу же по возвращению, хотя явной слежки за собой и не заметил. Впрочем, кто сказал, что шуваловские молодцы следили именно за ним? Куда проще и, главное, безобиднее было бы прогуляться за каретой Бецкого. Этот по крайней мере был занят болтовней с дамами.

Кутаясь в овечий тулуп, Леший сжимал узел с колдовским скарбом, беззлобно ругаясь на похитивших его казаков и сетуя на злую судьбу. К слову, этот самый узел старинушка успел собрать до прибытия людей Разумовского, так как порядочный чародей свою судьбу обязан знать и к неприятностям готовиться. Оттого и сопротивления не оказал, и пожитки заранее держал, чтобы только руку протянуть. И вот теперь дед неловко устроился на длинноногом кресле с вырезанными по спинке золотыми лилиями в одной из горниц дворца Разумовского, что на реке Фонтанке. Таращился на мраморный бюст Елизаветы Петровны, на картину с ангелочками, на расписной потолок да думу свою думал.

– Дом тебе заново отстроим за казенный счет, – вместо приветствия начал с порога Алексей Григорьевич. – Или я сам раскошелюсь, не хуже прежнего, а может, и лучше выйдет.

Старик молчал, зябко кутаясь в тулуп и не выпуская из рук узел с добром.

– Ну, не обижайся, пожалуйста. Неужели было бы лучше, если бы тебя Шувалов сцапал. Все ведь знают, ворожить строжайше запрещено. Ну, прости, если сможешь. Есть хочешь?

– А если ворожить запрещено, отчего же ты ко мне ездил? И на что я тебе теперь сдался? Скажешь, из человеколюбия душу грешную спасаешь?

– При мне покамест будешь. – Разумовский склонился над стариком и, ласково заглядывая в глаза, приобнял его за плечи. – Не серчай, Леший. Ну, поживешь в столице, на меня поработаешь малость, а когда гроза пройдет сторонкой, все возмещу сторицей.

– Негоже мужику-лапотнику господские хоромы марать, – колдун выглядел смущенным. – Не по чину нам во дворцах-то жить.

– А я тебя к местному колдуну определю, сотоварищами будете? А? Что скажешь, любезный? Садовник Ламберти, он хоть и из итальянцев, но отменно предсказывает будущее, Елизавета Петровна его от Тайной канцелярии в своем царскосельском имении держала, а теперь в Ораниенбаум отправила.

– И что он предсказывает? Сбылось ли уже что-нибудь? – заинтересовался Леший.

– Год восшествия на престол Елизаветы Петровны предсказал.

– Это хорошо, – повеселел старик. – Коли человек не вредный, я бы у такого пожил. Разумеет ли по-нашему?

– Прекрасно говорит, – обрадовался Разумовский.

– Что же, коли черт ему не брат, я бы, пожалуй, свел знакомство. А то у иных ведунов завсегда черт или иная, прости господи, нечисть за пазухой сидит, через ворот на свет божий выглядывает, на плечо ему садится да как жить учит.

– Про то не ведаю, – Алексей Григорьевич развел руками, – да и про тебя, если честно, ничегошеньки не знаю, может, у тебя самого черт в котомке. А я тебя от Шувалова спас.