Константин Туманов - Трущобы Петербурга

Но, как ни доволен ею был Кубарев, все-таки по своей натуре дикой, конечно, счел однажды долгом показать над нею свою власть, что он, бывало, и проделывал со своей женой, которая и умерла потом в чахотке.

— Без ефтово нельзя, — говаривал он. — Распусти вожжи, и она сядет на тебя и поедет.

— Какой тут прах, сядет и поедет, — говорили про покойную посторонние люди. — Она и так еле жива, совсем заколотил.

— Не наше дело!

Но не таковой оказалась Кравцова.

Однажды Илья после долгого отсутствия явился домой, что называется, на втором взводе.

Это было спустя три месяца, как он сошелся с нею.

Несмотря на то что Олимпиада была вполне безупречна во всех отношениях и заслуживала полного уважения, но грубому мужику показалось странным: как же это так? Сколько времени она состоит при нем вроде жены, а кулака его еще не пробовала. Но так как к подобной экзекуции в первый раз было приступить как бы неловко, то он решился для куражу выпить.

— Дома сама? — спросил он, вваливаясь на кухню, отворившую ему дверь кухарку.

— Барыня? Оне дома.

— Ишь ты, барыня, — с иронизировал Илья. — Кажинная шлюха — да барыня… Где она?

— Знамо, у себя, — сердито ответила кухарка, отлично знающая характер своего хозяина.

Сдвинув шапку на затылок и, как был, в шубе, Кубарев ввалился в комнату, где Олимпиада сидела за чаем и читала какую-то книгу.

— Однако хорош, — сказала она, кладя книгу на стол.

— А позвольте перво-наперво мне сказать, что вы тут делаете? — спросил, напуская на себя свирепость, Илья.

— Это еще что значит? — спросила, подымаясь с места, Кравцова.

И при этом она посмотрела на Илью таким взглядом, что тот невольно осекся.

— И притом, про какую вы там, на кухне, шлюху изволили напоминать?

Тут вспомнил Ильич, что покойная жена подобных вопросов ему не задавала, а эта… Эта какая-то была особенная.

— Так что же вы молчите? — топнула ногою Кравцова. — Я отлично знаю, что такие слова относились ко мне… не отговариваться, молчать!.. С этой минуты я не имею с вами ничего общего и завтра утром прошу нанять мне извозчика, я уезжаю.

И, сказав это, Кравцова ушла в спальню и заперлась на ключ. Такого афронта Ильич совсем не ожидал. Он долго стоял на месте, до тех пор, пока кухарка, подойдя к нему, не начала снимать с него шубу.

— Чай будете пить? — спросила она.

Он бросил на пол шубу, снял с головы меховую шапку, тоже бросил и, сев на диван, все еще продолжал смотреть на дверь спальни.

— Чай будете пить? — снова спросила кухарка.

— Брысь! — воскликнул Кубарев и, поднявшись с места, подошел к спальне.

Кухарка так и застыла на месте. Ей страшно было жаль эту добрую барыню, и она сильно боялась, как бы, обозлившись, хозяин ее не изувечил.

— Отворяй! — грозно произнес Кубарев, сильно стукнув в дверь.

Дверь быстро отворилась, и на пороге появилась Кравцова. Илья Ильич в ужасе отшатнулся. Перед ним стояла вся бледная, но страшно грозная Олимпиада и наводила на него револьвер.

— Если ты, подлец, пошевельнешься, то я раздроблю твою глупую башку! — сказала она решительно.

— Не надо! Не надо! — замахал руками Ильич, отступая назад. — Брось… Я ведь пошутил.

Дверь спальни вновь захлопнулась и не отворялась уже до следующего утра.

— Вот что, так баба, — пробормотал он, вновь садясь на диван. — Это не прежняя Анютка, того и гляди, на тот свет отправит… Ах ты, Господи! Леворвером так в морду и тычет.

Свидетельница всей этой сцены, кухарка, была в восторге.

— Ну что, идол, нарвался? — бормотала она. — И барыня хорошая, а пальца ей в рот не клади.

Ильич прилег на диван и предался размышлению, но мозг его плохо работал, и он вскоре захрапел богатырским храпом.

НА ДРУГОЙ ДЕНЬ он проснулся в восемь часов утра.

В квартире шла возня, кухарка бегала из кухни в спальню и обратно, утирая кулаком красные глаза.

— Илья Ильич, вставайте, — сказала она. — Барыня укладываются и собираются уезжать.

— Олимпиада Павловна? — спросил Ильич, вскакивая.

— А то кто же больше?

Кубарев подошел к затворенной двери спальни, но, вспомнив про вчерашний револьвер, остановился и тихо постучал. Сердце его трепетало.

— Можно войти? — спросил он робко.

— Войдите! — послышался ответ.

Олимпиада укладывала в большую корзину свои вещи и не подняла даже головы, когда он вошел.

— Проверьте, пожалуйста, эти вещи, чтобы вы не подумали, что беру вашу собственность.

— Ой, что ты, Олимпиадушка! — воскликнул Илья. — Прости меня за вчерашнюю дурость. Уж больно я был пьян.