Роберт ван Гулик - Судья Ди за работой

Натянув на уши домашнюю шапочку, он взял свечу и поплелся через темную, пустынную канцелярию в караульное помещение.

Четверо стражников, сидящих на корточках вокруг полена, горящего в центре каменного пола, при виде судьи вскочили и торопливо поправили шлемы. Что до их начальника, судья мог видеть только его широкую спину. Он высунулся из окна и яростно проклинал кого-то снаружи.

— Эй ты! — рявкнул на него судья Ди. Когда начальник стражи повернулся и отвесил низкий поклон, судья добавил: — Лучше бы последил за своим языком в последний день года!

Тот забормотал что-то о дерзком оборванце, который осмеливается докучать суду в столь поздний час.

— Маленькая обезьяна, видите ли, хочет, чтобы я разыскал его мать! — добавил он с отвращением. — Они что, нянькой меня считают?

— Это вряд ли! — сухо произнес судья Ди. — Но что все это значит?

Он шагнул к окну и выглянул наружу.

Внизу маленький мальчик съежился у стены, пытаясь защититься от ледяного ветра. Луна освещала его заплаканное лицо. Он причитал:

— Она была… она была на всем полу! Я поскользнулся и упал в нее… А мама исчезла!

Он посмотрел на свои руки и принялся тереть их о тонкую, заплатанную курточку. Судья Ди увидел красные пятна. Обернувшись, он отдал приказ начальнику стражи:

— Приготовь мне коня и следуй за мной с двумя людьми!

Подойдя к мальчику, судья поднял его и усадил в седло. Затем он вложил ногу в стремя и медленно взобрался на коня позади мальчика. Он поморщился, вспомнив, что еще не так давно запросто прыгал в седло. Но последнее время его то и дело беспокоят приступы ревматизма. Судья вдруг почувствовал, как он устал. И состарился. Четыре года в Лань-фане… Усилием воли он взял себя в руки и бодро обратился к всхлипывающему мальчику:

— А теперь мы вместе поедем и найдем твою маму! Кто твой отец, и где ты живешь?

— Мой отец — разносчик Вэн, — глотая слезы, ответил мальчик. — Мы живем во втором переулке к западу от храма Конфуция, недалеко от Речных ворот.

— Все понятно!

Судья тронул коня и медленно двинулся по заснеженной улице. Начальник стражи и двое его подчиненных ехали следом. Сильный порыв ветра сдул с крыши снег, впившийся им в лица тысячью иголок. Протирая глаза, судья снова задал вопрос:

— Как тебя зовут, малыш?

— Я зовусь Сяопао, господин, — ответил он дрожащим голосом.

— Сяопао значит Маленькое Сокровище, — сказал судья Ди. — Какое красивое имя! А где же твой отец?

— Я не знаю, господин! — горестно воскликнул мальчик. — Когда отец пришел домой, он очень поругался с мамой. Мама не приготовила никакой еды, она сказала, что в доме нет даже лапши. Тогда… тогда отец стал бранить ее, он кричал, что днем она была с господином Шеном, старым ростовщиком. Мама заплакала, а я убежал. Я подумал, вдруг мне удастся одолжить пакетик лапши у бакалейщика и отец снова будет доволен. Но в лавке была такая толпа, что я не смог пробиться к хозяину и вернулся домой. Только отца и матери там больше не было, а была только кровь, по всему полу. Я поскользнулся, и…

Он разразился рыданиями, что сотрясли его узкую спину. Судья прижал мальчика к себе, прикрыв полой шубы. Дальше они ехали молча.

Когда судья Ди увидел впереди неясные очертания больших ворот храма Конфуция, он спешился. Опустив на землю мальчика, он сказал начальнику стражи:

— Мы почти на месте. Оставим лошадей у ворот. Нам бы лучше явиться без предупреждения.

Они направились в узкий переулок, по обеим сторонам которого тянулись ряды полуразвалившихся деревянных домишек. Мальчик показал на приоткрытую дверь одного из них. Тусклый свет пробивался сквозь бумажное окно, однако второй этаж был ярко освещен, и оттуда смутно доносились крики и пение.

— Кто живет наверху? — спросил судья, остановившись у двери.

— Портной Лю, — сказал мальчик. — К ним на праздник пришли друзья.

— Ты покажешь начальнику стражи, как туда пройти, Сяопао, — сказал судья и, понизив голос, обратился к начальнику: — Оставь мальчика наверху, а сам приведи этого Лю.

Затем он вошел в дом, сопровождаемый двумя стражниками.

Убогая, холодная комната была освещена лишь чадящей на шаткой подставке в углу масляной лампой. Посреди комнаты, на большом, грубо сколоченном столе, стояли три потрескавшиеся глиняные миски, на краю лежал большой кухонный тесак, забрызганный кровью. А на вымощенном каменными плитами полу разлилось целое море крови.

Показав на тесак, старый стражник заметил: