– Похожа. Но неужели вы хотите сказать, что он – виновник возникновения этого пожара? Какой в этом смысл, если он уже умер?
Чувствовалось, что Джин сдерживается из последних сил.
– Смысл в том, что человек, убивший его, мог бросить «это» в сухую траву. Значит, он несет финансовую ответственность за пожар. Моя работа в том и заключается, чтобы установить этот факт. Где живет этот Сноу?
– Он живет с матерью. Думаю, его дом недалеко отсюда. Миссис Сноу часто работала у моей свекрови, и та может точно сказать вам.
Миссис Броджест мы нашли в гостиной. Она стояла у окна, выходившего в сторону бушевавшего пламени. В углу большой комнаты она показалась нам очень маленькой. Когда мы подошли к ней, она даже не шевельнулась.
Она смотрела, как пожар становился все страшнее. Сейчас огонь был в голове каньона. Языки его спускались вниз, подобно лаве из жерла действующего вулкана. Стена пламени и дыма высоко поднималась над верхушками деревьев. От жаркого дыхания пламени моментально обесцветились листья эвкалиптов, стоящих позади дома. Все дрозды, голуби и другие птицы уже улетели.
Мы с Кесли посмотрели друг на друга. Видно, пришло время уезжать и нам. Я дал ему понять, что разговор должен начать он, поскольку здесь – его территория, да и дело относилось к его обязанностям.
Он обратился к неподвижной спине миссис Броджест:
– Миссис Броджест, не думаете ли вы, что нам следует уехать отсюда?
– Уезжайте, – ответила она. – Пожалуйста, уезжайте. А я останусь здесь.
– Вам нельзя здесь оставаться. Огонь действительно движется прямо сюда.
Она повернулась к Кесли. Лицо ее осунулось, оно стало совсем старым и от этого странным.
– Нечего указывать мне, что можно, а что нельзя! Я родилась в этом доме, я больше нигде не жила! Если бы дом можно было перевезти, я бы переехала с ним.
– Вы шутите, мэм?
– Я шучу?!
– Не хотите же вы сгореть?
– Мне кажется, что я почти полюбила этот пожар. Мне холодно, мистер Кесли.
Тон ее голоса был трагическим, но я уловил в нем признаки истерии или кое-чего похуже. Это упорство могло означать, что разум не выдержал удара и что она близка к умопомешательству.
Кесли мельком осмотрел комнату. Она была полна викторианской мебели, на стенах висели темные викторианские портреты, стояло несколько застекленных стеллажей с чучелами птиц.
– Не хотите ли вы спасти кое-что из вещей, мэм? Ваше серебро, коллекцию птиц, картины и всякие памятные вещи?
В ответ она лишь безнадежно махнула рукой, словно все это она давно уже потеряла. Кесли тщетно пытался спасти осколки разбитой жизни.
Тогда в разговор вступил я:
– Нам нужна ваша помощь, миссис Броджест.
С легким удивлением она посмотрела на меня.
– Моя помощь?
– Ваш внук пропал, а сейчас не самое лучшее время и не лучшее место…
– Это еще одно обвинение?
– Абсурд, ерунда!
– Это я говорю ерунду?
Я оставил без внимания вопрос убитой горем женщины.
– Садовник может знать, где он. Вы ведь знакомы в его матерью?
Помедлив, юна ответила:
– Эдна Сноу часто работала у меня прислугой. Вы серьезно думаете, что Фред…
Она замолчала, будто не хотела вслух высказать свой вопрос.
– Вы бы очень помогли нам, если бы поехали и поговорили с Фредом и его матерью.
– Хорошо, я еду.
Наш выезд был похож на выезд траурного кортежа. Миссис Броджест вела свой «кадиллак», за ней в зеленом «мерседесе» следовали мы с Джин, а процессию замыкал Кесли на пикапе.
У почтового ящика я оглянулся. Вниз в глубину каньона летели искры, горящие ветки и листья. Они садились на деревья, стоящие возле дома, подобно ярким экзотическим птицам вместо тех птиц, которые улетели.
Жилой район каньона уже почти весь эвакуировался. Лишь несколько человек с полными отчаяния лицами бегали со шлангами в руках по крышам своих домов.
У въезда в каньон пересекались две дороги; миссис Броджест повернула направо. Окружающая обстановка резко изменилась. Черные и желтокожие мальчики стояли вдоль улицы и наблюдали за нами с таким видом, словно мимо них проезжали высокопоставленные иностранцы.
Миссис Сноу жила в старом оштукатуренном коттедже на улице, сплошь застроенной точно такими же коттеджами. Цветущие джакаранды очень украшали улицу. Мы с Кесли и миссис Броджест пошли к дверям коттеджа; Джин осталась в машине, заявив: «За себя я не ручаюсь».
Мать Фреда оказалась подвижной седой женщиной, одетой в черное, будто специально для этого случая. Темные глаза за стеклами пенсне выдавали ее тревогу.
Читать дальше