Елена Михалкова - Ваш ход, миссис Норидж

Ночь окутала Эксберри, но город не спал. В этом отличие городов от деревень: здесь жизнь затихает лишь к раннему утру, когда фермер уже готовится вставать, чтобы выгонять скот. Миссис Норидж видела то тут, то там теплые желтые огоньки окон.

– Мистер и миссис Чаплидж встретят нас? – спросила она, обернувшись к Миллисент.

– Они уехали. Матушка тети Филлис при смерти… об этом известили нынче утром. Они сразу же собрались и отправились к ней. Она гостила у своей сестры в Ипсвиче, когда ей стало плохо.

– Значит, дома только ваш муж и слуги?

– Гэвин отпустил всех слуг, – странным тоном проговорила Миллисент. – Сказал, что хочет сделать им приятное в воскресный день. Они вернутся к завтрашнему утру.

Кэб остановился возле дома с узкими стрельчатыми окнами, чей облик напоминал более церковь, чем жилое строение. Миссис Норидж подала руку Миллисент и с удовлетворением отметила, что ее больше не бьет дрожь.

Они вошли в дом. Вокруг стояла тишина.

– Может быть, теперь вы расскажете мне, в чем дело? – спокойно спросила миссис Норидж.

– Да, – ответила Миллисент с удивившей гувернантку твердостью. – Но сначала покажу. Пойдемте за мной.

Вместо того чтобы пройти в комнаты, Миллисент спустилась в подвал, миновала кухню и остановилась возле низкой, в половину человеческого роста, двери. На сундуке возле нее стояла керосиновая лампа. Миллисент зажгла ее и сняла ключ, висевший на гвозде.

– Пригнитесь, миссис Норидж. И осторожнее, там очень пыльно.

Вниз вела каменная лестница, неожиданно широкая; по обеим сторонам миссис Норидж разглядела проржавевшие скобы для факелов. Спускаясь за Миллисент, гувернантка поняла, откуда взялась липкая пыль на блузке ее бывшей подопечной. Вокруг свисали длинные нити, словно сотни пауков ткали их день деньской, а затем бросали работу.

Они завернули за угол, и глазам миссис Норидж открылось круглое помещение с очень высоким потолком в виде купола; внутри не было ничего, не считая лампы на полу и огромной ржавой петли в каменной стене напротив, сквозь которую была продета цепь.

Под петлей сидел человек. Половина его лица имела фиолетово-багровый оттенок, а вторая была так искажена от злобы, что миссис Норидж не сразу поняла, что перед ней сам мистер Фейн. Расслышав шаги, он громко замычал. Быть может, пленник и желал бы высказаться яснее, но рот у него был заткнут кляпом, а глаза завязаны.

Но главное – руки! Запястья Гэвина Фейна были прочно скованы огромными, устрашающими на вид наручниками.

Миллисент сделала знак, чтобы гувернантка не выдавала своего присутствия. Она поставила новую лампу, забрала старую, и обе женщины так же молча поднялись наверх под яростное мычание прикованного мистера Фейна.

Два скрипучих оборота ключа в замке верхней двери – и Миллисент повернула к миссис Норидж бледное лицо.

– Что ж, вы показали мне то, что собирались, – сказала та, сохраняя свое неизменное хладнокровие. – Теперь, если не возражаете, давайте поищем, где у хозяев хранится молоко.

Миллисент слабо улыбнулась.

– Кое-что не меняется, да, миссис Норидж? Пожалуйста, согрейте и мне молока. Как в детстве.

Когда молодая женщина села напротив, гувернантка поставила перед ней чашку.

– А теперь расскажите все с самого начала, моя дорогая. Вряд ли ваш супруг по доброй воле залез в каменный мешок.

Миллисент помолчала, собираясь с мыслями.

– Несколько дней назад произошло кое-что странное, – сказала она наконец. – Я собиралась выйти утром на прогулку, но у двери вспомнила, что забыла перчатки. Мне не хотелось звать горничную – она двигается медленнее черепахи, и я поднялась наверх сама. Гэвин стоял возле распахнутой шкатулки с драгоценностями и рылся в них. Он рылся в моих украшениях. Я так растерялась… Но он мне все объяснил!

– В самом деле? И как же?

– Он сказал, что хотел купить мне в подарок браслет, однако боялся, что у меня уже есть такой, и решил проверить. Это звучало убедительно. Правда, мне показалось, что в первую секунду, когда я вошла, на лице его проступило замешательство. Но я сказала себе, что любой почувствует себя неловко, если его застанут копающимся в чужих вещах. В конце концов мне пришлось просить у него прощения за то, что я испортила сюрприз, который он собирался мне преподнести. Ох, не могу поверить, что я была так глупа!

Миллисент вытерла слезы.

– Это не первая странность, были и раньше. Но их мне не удастся описать, до того они были мелки и незаметны. Случайная фраза, сказанная как будто чужим человеком, а не тем, которого я знала… Взгляд, брошенный вслед другой женщине… Не подумайте, что дело в ревности! Но вместо моего Гэвина как будто возникал кто-то чужой. С иной манерой говорить и смотреть. Вы понимаете, что я хочу сказать?