Елена Михалкова: Ваш ход, миссис Норидж

– Вот такая она была, наша Джудит, – закончила Эффи с некоторой гордостью. – Барри только того и боится, что она к нему вернется и снова начнет хозяйничать.

Редко когда миссис Норидж бывала так недовольна собой, как уходя в тот вечер из мастерской Эффи Прист. Перепутать страх со скорбью! Барри Гринвич вовсе не желал возвращения супруги, он хотел лишь одного: чтобы прекратились ее посмертные визиты (после беседы с модисткой миссис Норидж окончательно уверилась в том, что именно так он расценил случившееся).

«Что ж, это любопытно. Если не рука мистера Гринвича вытащила чашку из буфета, то чья? И зачем?»

Бернис Росс и Мэри Плаут не слишком-то обрадовались просьбе хозяина уделить время какой-то гувернантке, но отказаться ни та, ни другая не посмели.

Кухарка оказалась краснолицей широкоплечей особой средних лет; губы ее были плотно сжаты.

Белоручек вроде миссис Норидж Бернис на дух не переносила. Учить отпрысков богатеев всяким глупостям вроде рисования? Нехитрое дело! Да и к чему малевать луг, если можно на этот самый луг выйти да глазами посмотреть? А музыка? Много ли в ней проку! Трям-блям-плям – и больше ничего. Музыкой сыт не будешь, и радости от нее никакой. Песня – дело иное. Песня утешит, когда трезвый, и развеселит, когда пьяный. Уж второе-то Бернис не раз проверяла на себе.

Деткам она дует в попу! Ха! Ты попробуй изо дня в день попотеть на кухне, завтраками-обедами-ужинами потчевать хозяев, слова доброго от них не слышать, свое недополучать, убиваться над грязной посудой, потому как они слишком скупы, чтобы нанять посудомойку, – вот тогда-то мы посмотрим, чего ты стоишь!

Всего этого Бернис, разумеется, не высказала. Но мнение о работе гувернантки явственно читалось в ее глазах.

– Вы помните тот случай, когда чашка с фиалками оказалась на столе?

– А-а, хозяйкина… – Бернис пожала плечами. – Ну да, помню, как не помнить. Хозяин поначалу думал, это я балуюсь. Впрямую он не говорил, видать, боялся, что я ему тогда крысиного яду подсыплю в пудинг. – На губах кухарки мелькнула мрачная улыбка. – Но я-то видела, что он косится на меня! Только я здесь ни при чем, хоть ты меня пытай.

Она замолчала, грызя ноготь. Миссис Норидж видела, что кухаркой овладела какая-то мысль. Наконец, метнув в гувернантку испытующий взгляд, Бернис решилась.

– Я вам вот что скажу, раз уж речь про то зашла. Цветы и чашка – это еще не все! Я кое о чем не стала трепать языком… Зачем, думаю, волновать Гринвича.

Миссис Норидж подняла брови и попросила пояснений.

– В общем, дело было так. На девятый день как похоронили миссис Гринвич стояла я у стола, лук резала, – понизив голос, начала Бернис. – Слезы из глаз текут рекой! Вот же, думаю, хозяйку так не оплакивала, как над луком рыдаю! Всякое между нами бывало, и денег она мне не доплачивала страшно сказать сколько времени, но уж говорить, что Бернис Росс не пролила над ее гробом ни слезинки, никто не посмеет! Стою, значит, заливаюсь слезами, и вдруг вижу… – Кухарка широко раскрыла глаза. – Фигура в дверях! Женщина! Я спрашиваю громко, кого это принесло. Думаю – может, родственница какая! А у самой аж похолодело на сердце. Проморгалась, глядь – а там и нет никого. Но это еще не все! Стала я эту женщину краем глаза замечать то тут, то там. А третьего дня…

Кухарка вдруг замолчала, прикусила губу и очень медленно обернулась. За спиной ее была стена, и миссис Норидж с интересом ждала, что может увидеть на ней Бернис. Убедившись, что позади никого нет, кухарка, казалось, успокоилась.

– Третьего дня вернулась я с рынка, – приглушенным голосом сказала она. – На рынок тоже мне приходится ходить. Я ж вам говорю: я у Гринвичей и за посудомойку, и за кухарку, и за мальчишку на побегушках, и за все-все-все. Вздумай хозяйка держать свой выезд, я бы у нее была и за конюха, и за кучера, и за грума. Не удивилась бы, если б и в карету меня запрягли!

Миссис Норидж попросила Бернис держаться ближе к делу.

– Куда уж ближе, когда я вернулась с рынка навьюченная, точно мул, – огрызнулась кухарка, – поставила, значит, корзины на пол, стою, дух перевожу. А в холле – зеркало в полный рост. Ну, вы видали. И вдруг гляжу я: в зеркале позади меня возникла женская фигура. Отражение, понимаете? Только на этот раз ошибиться было уж нельзя. – Бернис подалась вперед и вцепилась в запястье гувернантки ледяными пальцами. – Это была миссис Гринвич, клянусь, видела я ее, как вас сейчас вижу! Меня холодный пот прошиб! Я замерла, обернуться не смею, зубы стучат. А хозяйка покачала головой, вроде как упрекает в чем-то, и исчезла.