Эмиль Коста: Ведьма старая, ведьма молодая

Брат Бартоломью. Тогда вы решили ее убить?

Дидье Тибо. Ночь думал, решил отравить… В аптеку съездил за ядом. Кларис часто у них бывала – подговорил ее, наболтал про отворот и прочую ерунду, во что девчонки верят… Но не вышло ничего. Перед помолвкой она мне яд вернула. Я понял, что конец.

Брат Бартоломью. Когда же у вас созрел план?

Дидье Тибо. А не было плана. Напился на помолвке и все. Потом провожать Одетт пошли. Я проветрился, подумал: может, и заживем еще. Обнять эту стерву хотел, а она нос воротит. Я и решил, что старуха ей все растрепала. Думаю: презираешь, значит… Да кто она сама-то, родной матери не знает! Так тошно стало… Что ж за жизнь такая у нас будет? Ушел вперед… Очнулся – у самого их дома стою. Далеко все сзади остались, еле чешутся. Вошел… Не помню. Там темно было, только в очаге немного тлело, но у старухи свечка горела. Я вошел – не знаю, зачем. Она на животе спала лицом в подушку, тоже выпила хорошо. Я подошел и навалился руками на затылок, Коленом хотел, да подумал – раздавлю… Она руками махала-махала, стену корябала. Мне этот скрип по ночам снится…

Брат Бартоломью. Тогда вы получили царапины на руке?

Дидье Тибо. Да, только я не помню. Уже на улице сообразил, что рука кровит. Пошел к своим, да первому попавшемуся по морде и съездил. Думал: кучу-малу устрою, на руку мою никто и внимания не обратит.

Брат Бартоломью. Да… Только вы левша, а ударили правой. Впрочем, никто этого и не заметил, вы правы оказались. Зачем же вы травили свою возлюбленную? Неужели боялись, что она вас выдаст?

Дидье Тибо. Нет! Я думал на Одетт все свалить, у нас в ведьм многие верят. А этот доктор мне карты спутал. Я и решил, что если немного отравить Кларис, то ее подозревать начнут – они ж в доме Ларошей на Рождество были. Мне Кларис еще днем сказала, что собираются. Мы встретиться хотели, пришлось на ночь отложить. Тут мне мыслишка и пришла…

Брат Бартоломью. То есть вы не хотели ее убить?

Дидье Тибо. Нет! Знал бы, что ей так плохо будет, в жизни бы не затевал такого.

Брат Бартоломью. А старый плотник?

Дидье Тибо. Ноэля я вообще не хотел трогать. Я вино для отца, то есть для Тибо приготовил тогда. Пришел от Ларошей и…

Брат Бартоломью. Вы были у Ларошей?

Дидье Тибо. Ну да! Я еще ночью узнал, что Одетт сбежала. Злой был как черт, а потом подумал: тем лучше. Пошел домой через пустырь: думал, нагоню – удавлю как бабку. Только там никого не было… Я тогда домой пришел и намешал яда в вино, да стал отца ждать.

Брат Бартоломью. Значит, вы намеревались убить старосту?

Дидье Тибо. Подумал, что так надежнее. Ализе-то мне нравится, но делить наследство ни с кем не хотелось, тем более со сводными братьями.

Брат Бартоломью. Что же случилось?

Дидье Тибо. Он радостный явился… Сказал, что все пойдет по-другому, что пить он больше не будет и мне не даст. Что тут делать? Я спать пошел, а ночью нас Лу поднял. Вижу: бутылок в гостиной нету. Уже когда мертвого пьяницу нашли, я дома спросил отца: куда делось? Он говорит, мол, во двор вынес. Вышел, гляжу – а там одни пустые. Я и смекнул, что к чему. Пьяница старый ночью рядом ошивался да услышал, как отец бутылки выбрасывает. Нашел полную – обрадовался, небось…

Брат Бартоломью. Значит, утром вы поняли, что убили настоящего своего отца, и решили обвинить в этом бывшую невесту?

Дидье Тибо. Какой он мне отец!.. И не решал я ничего. Я наутро в Кавайон поскакал за вами, вот этот передник и приметил. А яд-то у меня в кармане! Я спешился, чтоб фартук подобрать – тут в голову и стукнуло: вот она, возможность! Ловко ж, а?

Брат Бартоломью. Ловко, только банка с ядом слишком приметной оказалась…

Дидье Тибо. Так подумать-то некогда было…

Брат Бартоломью. Именно. Думал бы ты головой иногда, венчался бы назавтра с невестой, а не суда ждал. Ловко вышло, что ли?

Дидье Тибо. Да где уж там!

Брат Бартоломью. Вот то-то… Брат Жозе, позовите слугу увести этого болва… (зачеркнуто)

31 декабря хххх года, подписи следователя и секретаря.»