Эмиль Коста: Ведьма старая, ведьма молодая

Д-р Эрмите. Вы же помогли подруге бежать?

М-ль Дюмон кивает .

Д-р Эрмите. Понимаю, вам тяжело теперь. Вы не могли представить, как печально это кончится… Если бедняжка не добралась до города, то наверняка мертва…

М-ль Дюмон. О, нет! Она здесь, наверху. (Несколько слов вычеркнуто.)

Слуга Лу Дюмон идет на второй этаж и вскоре приводит в комнату мадемуазель Ларош .

Д-р Эрмите. И давно вы там?

М-ль Ларош. Третьи сутки. Кларис сказала, что этой комнатой никто не пользуется. Правда, последнюю ночь было страшновато – очень уж много народу в доме. Монахи ночевали внизу, а я чихнуть боялась.

Д-р Эрмите. Но как ваш фартук оказался на дороге?

М-ль Дюмон. Это моя идея была, чтобы глаза отвести!

Д-р Эрмите. Невероятно. Я был уверен, что убийца снял его с вашего тела, которое спрятал где-то на пустыре.

М-ль Ларош. Не, об этом мы не думали. Но все равно получилось: дом-то никто не стал обыскивать!

Д-р Эрмите. Да, отлично сработано.

М-ль Дюмон. А как вы догадались, что я помогла Одетт?

Д-р Эрмите. Вы вчера покинули сарай следом за молодым Тибо. Я был уверен, что вы пошли за ним, но теперь узнал, что это не так. И расчеты были неверны: мадемуазель Ларош сбежала раньше, чем я думал. У нее было времени с запасом, чтобы спокойно пройти через пустырь и спрятаться в деревне.

М-ль Дюмон. Все верно! Из сарая я побежала к перекрестку. Думала сначала спрятать Одетт у себя, но ведь там так тесно – и тут мне в голову пришло, что комнаты наверху у старосты пустуют и дома сейчас никого… Там ведь никто не догадается искать, а я каждый день в доме бываю, смогу еды принести и все, что нужно… А потом, когда все стихнет, она бы ушла. Ну, это если бы вы все не поняли…

М-ль Ларош. Кларис что-нибудь будет за это?

Д-р Эрмите. Я не силен в местном законодательстве… Если не сочтут виновной в колдовстве или соучастии в попытке отравления – то ничего, пожалуй. Много смягчающих обстоятельств, и потом, вы ничего не знали об истинных намерениях злоумышленника.

М-ль Дюмон. Ничего! А когда начала понимать, то так испугалась… (задумывается) Ведь вот что: зачем он все это делал? Неужели только чтобы не жениться? Так для этого надо было просто Одетт отравить… Ой, прости.

М-ль Ларош. Ничего, все верно говоришь. Я тоже не понимаю, что с ним не так.

Д-р Эрмите. Думаю, мы скоро это узнаем, Дидье допросят сегодня же. Следователь хотел вначале ознакомиться с вашими показаниями… Брат Жозе, можно заканчивать или мне нужно спросить у девушек что-нибудь еще? (Вычеркнуто).

31 декабря хххх года, подписи доктора и секретаря.»

«Протокол допроса Дидье Тибо, 16 лет, крестьянина из деревни близ Кавайона, обвиняемого в убийстве Клементин Ларош и Ноэля Дюссо.

Допрашивал брат Бартоломью из монастыря св. Бенедикта, в доме старосты Тибо.

Записал брат Жозе из монастыря св. Бенедикта .

Брат Бартоломью. Я не стану вас спрашивать, признаете вы себя виновным или нет, – поскольку считаю этот факт установленным. Меня интересует мотив. Зачем вам было убивать Клементин Ларош? Вы могли просто отказаться жениться. Едва ли староста стал бы сурово наказывать единственного сына.

Дидье Тибо. Отказаться я не мог.

Брат Бартоломью. Отчего же?

Дидье Тибо (вздыхает). Я, когда узнал, что Клементин с Тибо сговорились, напился как свинья. Пошел к старухе разбираться: точно знал, что это она все затеяла. На берегу мы встретились. Я все ведьме выложил, что думал, – а она, знай, смеется. Потом говорит: я, мол, про тебя больше тебя самого знаю. Не сын ты Тибо! Аделин, мол, перед смертью мне все рассказала. Ноэль твой папаша истинный: вот почему ты такой пьяница непутевый, а моря с берега боишься. Кровь твоя грязная. Я как озверел, наступать на нее начал…

Брат Бартоломью. Что дальше?

Дидье Тибо (вздыхает). Она мне, мол, потише. Женишься на Одетт – будешь спокойно жить. На отцовское добро не зарься: работа у тебя есть, дом после меня останется… Тибо мужик хороший и сына заслуживает хорошего, родного. Бог даст, новых нарожает. А будешь ерепениться, расскажу все старосте – и пойдешь на все четыре стороны. Такое сокровище, да неродное, никому не сдалось. (Молчит.) Сказала и домой пошла. А я остался.