Джон Кэмерон: Исколотое тело

Вторым домом в Килби-Сент-Бенедикт после дома Мандулянов считался Перротс, ферма, которую купил и отделал мистер Людовик Маколей. Причиной было то, что эта ферма была больше и важнее, чем все остальные дома деревни, но все же до помещичьего дома ей было очень далеко. Мистер Маколей, конечно, был состоятельным, но вовсе не таким богатым, как армянин. Перротс располагалась на противоположном от помещичьего дома конце деревни и была отделена от нее лесом, который называли Рощей Килби. Сам фермерский дом и сад позади него были окружены высокой кирпичной стеной, а за ней в беспорядке складировался песок, далее располагался подлесок и возвышался лес, который называли Садок (там мистер Маколей занимался огородничеством и садоводством).

Ферма Перротс, хотя и находилась довольно близко к деревне, немногим более чем в километре, была изолирована от нее лесом и еще более высокой стеной. Жителям деревни нравилось видеть друг друга на работе или на отдыхе; если человек не копал что-то на виду у всех соседей, он обычно курил трубку – также на виду у всех. Для них человек за высокой стеной был странным существом, изолированным, которого они, скорее всего, никогда не узнают и не поймут.

И все-таки Людовик Маколей был приятным человеком. У него не было намерения изолировать себя от соседей, и он купил Перротс не из-за высокой кирпичной стены, вернее сказать – почти вопреки ее наличию. В течение пяти лет, что он жил в Килби-Сент-Бенедикт, ему удалось немного подружиться с жителями, постоянно посещая матчи по крикету и футболу и даже заседания комитета по выставкам цветов. Но, тем не менее, люди в деревне никогда не воспринимали его, как своего соседа. Мужчина появлялся в их обществе, а потом, казалось, исчезал за своими кирпичными стенами и снова входил в жизнь килбийцев только во время следующего появления в деревне.

Он был тихим человеком с приятным голосом, примерно пятидесяти пяти лет от роду, среднего роста, не слишком плотный, с опрятными седыми усами и военной выправкой. Его можно было принять за отставного майора Колдстримского гвардейского полка, хотя он был настолько далек от присвоенного звания в этом полке, как, впрочем, и в любых других, насколько только можно представить. Ведь Людовик Маколей был поэтом – не рифмоплетом, а именно поэтом. Его стихи были также спокойны, как он сам; он был поэтом деревьев и ветров, лучей весеннего солнца и полевых цветов, английских троп, живых изгородей и ручьев. На деле Людовик Маколей целиком и полностью был англичанином, хоть и носил шотландскую фамилию. Он ненавидел города, потому что там люди постоянно куда-то спешили, и можно было в любой момент встретить каких угодно иностранцев. Он любил сельскую местность, потому что когда живешь в деревне, то видишь лишь никуда не торопящихся дальновидных английских крестьян. Присутствие на холме богатого армянина сначала его беспокоило, но скоро он стал воспринимать его как иронию судьбы, как напоминание о том, насколько красивой вместе с тем была Англия и все, что с ней связано. Мистеру Макколею отчасти даже понравился его восточный сосед, и он был искренне рад видеть его в тех достаточно редких случаях, когда они сталкивались на деревенской улице. Очень часто его долгий разговор со спокойным и вежливым космополитом приводил к созданию красивых работ о бабочках, первоцветах и ветре, вздыхающем среди тростника на берегу Килби-ривер. Он давно перестал жалеть, что наследственный дом де Гланвиль-Ферраров достался новоприбывшему, а тот, со свойственной ему восточной сообразительностью, заметил перемену и был за это благодарен. Он не навязывал поэту свое общество и не изводил приглашениями отведать куропаток у него дома, но везде, где территория поместья соприкасалась с границами фермы Перротс, заборы были тщательно отремонтированы, ворота и ступенчатые лестницы со стороны поместья восстановлены. В пределах слышимости поэта не осталось крикливых петухов или лающих собак, которые могли бы потревожить покой его святилища, а рабочие фермы в поместье получили строгие инструкции касаться полы шляпы, когда мимо проходит хозяин Перротс, – знак учтивости, который они оказывали мистеру Маколею при каждом случае.

Отношения между двумя главными представителями знати в Килби-Сент-Бенедикт были достаточно сердечными, и если бы та же сердечность была присуща отношениям и остальных жителей, то, без сомнения, эта история никогда бы не была написана.