Найо Марш - Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры (сборник)

– Если мы останемся, – говорил Грант, – я могу подхватить вас на руки.

Софи онемела от этого сверхъестественного преломления ее мыслей.

– В качуке, фанданго, болеро или в чем хотите, – объяснил он. – С другой стороны… обратите все же внимание, – сердито проговорил Грант. – Я изо всех сил за вами ухаживаю.

– Как мило, – отозвалась Софи. – Я вся внимание.

Шум стих, оркестр возвратился на свой помост, негритянки вернули себе облик обнаженных розовых куколок и удалились. Сладкозвучный тенор, сверкая глазами, зубами и подпуская в голос рыдание, вышел и спел «Санта-Лючию» и другие знакомые песни. Он тоже перемещался среди зрителей. Леди Брейсли протянула ему веточку вечнозеленой растительности, которой был украшен ее стол.

За тенором последовало начало программы – знаменитая чернокожая певица в стиле соул. Она была красивой и волнующей, как и ее пение. «Космо» замер. Одна из песен рассказывала о безнадежности, раненых чувствах и унынии и в устах певицы превратилась в своего рода обвинение. Софи казалось, аудитория почти уничтожена под ее напором, и ей было странно, что леди Брейсли, например, и Кеннет могли сидеть, одобрительно смотреть и почтительно присоединяться к аплодисментам.

Когда она ушла, Грант сказал:

– Это было удивительно, правда?

Услышавший его слова Аллейн подхватил:

– Необыкновенно. Неужели современная аудитория считает, что стремление к удовольствию удовлетворяется лучше всего тогда, когда у вас из-под ног выбивают почву?

– О, – сказал Грант, – разве не всегда так было? Мы любим, чтобы нам напоминали, что в Датском королевстве что-то прогнило. Это позволяет нам чувствовать себя важными.

Программа закончилась выступлением очень стильного ансамбля, свет приглушили, оркестр принялся наигрывать танцевальную музыку, и Грант обратился к Софи:

– Давайте же! Хотите вы или нет?

Они потанцевали, говоря мало, но с удовольствием.

Появился Джованни, и леди Брейсли потанцевала с ним. Они с большим мастерством проделывали замысловатые па.

Ван дер Вегели, с полуулыбкой, тесно обнявшись, покачивались и поворачивались на пятачке, держась поближе к погруженному в темноту краю танцевальной площадки.

Майор Свит, который предпринял старательную, но запоздалую попытку пригласить Софи, сидел, пил шампанское и уныло беседовал с Аллейном. Тот заключил, что майор – выпивоха бывалый и даже в сильном подпитии долго сохраняющий более или менее приличный контроль над собой.

– Очаровательная она девушка, – бормотал майор. – Естественная. Милая. Но и сексапильная, заметьте. Глаз не оторвать, а? – Довольно мрачно добавил: – Просто милая, приятная, естественная девушка… как я и говорю.

– Вы поедете на другое шоу? – спросил Аллейн.

– А вы сами? – задал встречный вопрос майор. – Что справедливо, то справедливо. Наказание маршировкой с полной выкладкой, насколько мне известно… – туманно добавил он. – При прочих равных…

– Да, я еду.

– Дайте пять, – предложил майор, протягивая руку. Но, обнаружив, что она наткнулась на бутылку с шампанским, снова наполнил свой бокал. Перегнулся через стол. – Чего я только в свое время не повидал, – признался он. – Вы человек широких взглядов. На вкус и цвет товарищей нет, но из всего этого складывается опыт. Ни слова дамам – чего они не увидят, о том не станут горевать. Сколько мне лет? Давайте же. Скажите. Сколько мне, по-вашему, лет?

– Шестьдесят?

– И десять. Законный отрезок жизни, хотя трудно поверить. До встречи со всеми вами этим вечером, мой мальчик. – Он наклонился вперед и печально посмотрел на Аллейна, не фокусируя взгляд. – Я говорю, – пробормотал он. – Она-то не поедет, а?

– Кто?

– Старая перечница.

– Полагаю, поедет.

– Господи!

– Это непомерно дорого, – заметил Аллейн. – Пятнадцать тысяч лир.

– Пусть только попробуют нас надуть, а? Я полон надежд, – плотоядно осклабился майор. – И вот что я скажу вам, старина, в обычных ос-стояс-ствах вы бы меня здесь не увидели. А знаете что? Волнение. Зеленое сукно. Монте-Карло. И – бах! – Он широко взмахнул обеими руками. – И все – бах!

– Большой выигрыш?

– Бах!

– Великолепно.

И этим, предположил Аллейн, можно объяснить поведение майора. Или нет?

– Странная история с Мейлером, вам не кажется? – спросил он.

– Бах! – Майор, похоже, застрял на этом восклицании. – Странное поведение, – добавил он. – Неприличное поведение, если вы меня спросите, ну да ладно. – Он на несколько секунд погрузился в мрачное молчание, а затем заорал так громко, что люди за соседним столом уставились на него: – Тем, черт побери, и лучше. Прошу прощения за выражение.