Луи Байяр - Всевидящее око

– Мисс Маркис, я…

– Вы ведь не выдадите нас, правда? – торопливо перебила меня она. – Уверяю вас, наш маленький маскарад никому не причинит вреда.

– Никому, кроме самого мистера По, – мрачно возразил я. – Вы-то хорошо знаете, что офицеры и преподаватели академии регулярно бывают у Кембла.

– Не волнуйтесь, мы это предусмотрели и оба находимся en garde [153]. А пока…

Сам того не желая, я улыбнулся и сказал:

– А пока я не стану вам мешать. Мне очень приятно видеть вас здесь, мисс Маркис. А то я уж думал, что проведу вечер в сугубо мужской компании.

– Сегодня – единственный день в году, когда женщинам позволяют переступать порог Машмура. В этот день за ними признают права и обращаются как с равными. Можно сказать, что вы присутствуете при историческом событии.

– Но, будучи племянницей мистера Кембла…

– Вы слышали, как я назвала его «дядюшкой»? Родство тут ни при чем. Просто я с детства привыкла его так называть. Мистер Кембл – давний друг нашей семьи.

– В таком случае почему все семейство Маркисов не приехало к нему в гости?

– Думаю, мистер Лэндор, вас едва ли удивит, что мама снова слегла.

– Опять приступ мигрени?

– Нет, по средам ее одолевает невралгия. Отец, разумеется, всячески старается облегчить ее участь. Брат добросовестно штурмует твердыни геометрии. Так что я здесь одна представляю всю нашу семью.

– К нашему всеобщему удовольствию, – вырвалось у меня.

Я чувствовал, как у меня покраснели щеки. Такие слова она вполне могла расценить как попытку ухаживания. Я спешно отступил назад.

– Я хотел сказать, что любая мужская компания только выигрывает от женского окружения. А в доме мистера Кембла нет даже служанок. Только слуги, которые вынуждены заниматься женской работой.

– Дядя Кембл ненавидит женщин, – без обиняков ответила Лея. – И не надо делать удивленный вид. Я знаю, он любит называть нас «таинственными существами», но суть от этого не меняется. Мы так и будем оставаться для него «таинственными». Разве можно понять тех, кого в душе ты презираешь?

– Бог с ним, с дядюшкой Кемблом. У вас и без него достаточно поклонников. Надеюсь, они вполне понимают и ценят вас?

Лея отвела глаза. Когда она снова заговорила, чувствовалось, что непринужденный тон дается ей с трудом.

– Я с детства слышала, что давным-давно какая-то женщина разбила сердце дядюшки Кембл а. Раньше я верила, а теперь мне это кажется выдумкой. Такой человек, как он, не позволит, чтобы кто-то разбил ему сердце.

Она взглянула на меня и слегка улыбнулась.

– И я, и вы, мистер Лэндор, – совсем другие. Она опять улыбнулась и наклонила голову.

– Идемте к гостям, пока нас не хватились.

В отличие от миссис Маркис, заводчик Кембл не терзался, как рассадить гостей за столом. Женщин (в тех редких случаях, когда они здесь появлялись) он сажал с одной стороны, мужчин – с другой. Но, поскольку стол был круглым, минимальное соседство обоих полов все равно сохранялось. Поэтому сочинительница религиозных гимнов оказалась плечом к плечу с плотником-квакером, а я получил в соседки некую даму по имени Эммелина Кропси.

Она была женой корнуолльского баронета, имевшего взбалмошный характер и волочившегося за каждой юбкой. Чтобы жена не мешала его амурным приключениям, баронет спровадил ее в Америку, назначив скромное содержание. И миссис Кропси сделалась странствующим критиком. Она переезжала из штата в штат и охаивала все, что видела. Ниагарский водопад она нашла «удручающе скучным», Олбани – «на редкость отвратительным» и так далее. Ее путешествие по Нагорьям подходило к концу, и она ждала поступления очередных денег от мужа, дабы отправиться еще куда-нибудь и найти новые объекты для ниспровержения. Мы не успели приняться за еду, как я уже знал, что миссис Кропси собирает материал для книги, которая будет называться «Неудавшийся опыт Америки».

– Я вижу, мистер Лэндор, что вы характером и манерами отличаетесь от большинства обитателей этой жуткой страны. Поэтому вам я раскрою то, о чем не поведала бы вашим собратьям, которые, как мне кажется, даже во сне не перестают жевать свой гадостный табак. Итак, знайте: Вест-Пойнт станет главной мишенью, куда полетят стрелы моей критики.

– Очень интересно, – только и мог ответить я.

Мои слова подхлестнули миссис Кропси, и она продолжила свою обличительную речь. Вспомнила миф о Кадме [154], затем пересказала мне то, что сумела узнать о гибели Фрая и Боллинджера, назвав их «агнцами, принесенными на заклание американским божкам». Ее речь чем-то напоминала монологи По, но была куда утомительнее.