Луи Байяр - Всевидящее око

Какой-то армейский офицер – это все, что я пока мог о нем сказать. Издали, да еще в сумерках, было не разглядеть, в каком он чине. Вдобавок он стоял отвернувшись. Теперь я знал в лицо всех офицеров Вест-Пойнта и даже гордился, что могу узнать их раньше, чем они узнавали меня. Но этот офицер почему-то не торопился поворачиваться к нам.

Тайна сохранялась недолго. Сойдя на берег, незнакомец попал в полосу света одного из кучерских фонарей. И тогда я сразу его узнал. Никакой грим, никакое актерство не могли скрыть от меня его истинную личность. То был кадет четвертого класса Эдгар По, нарядившийся в форму покойного Джошуа Маркиса.

Впрочем, я забегаю вперед. Поначалу я совершенно не знал, чья эта форма. Но затем По снял плащ, заботливо накинул его Лее на плечи, а сам оказался в пятачке света. Вот тогда-то я и узнал, в чьей форме мой влюбленный поэт явился в гости к Кемблу. И лишь одна маленькая деталь прибавилась на офицерском одеянии покойного Джошуа Маркиса – желтая нашивка. Она помещалась там, где ей и положено быть – на рукаве, почти у самого плеча.

– Мистер Лэндор! – воскликнула Лея.

Чувствовалось, мое присутствие ее заметно удивило, но она не смутилась.

– Позвольте мне представить вам дорогого друга нашей семьи, лейтенанта Ле-Реннэ. Анри Ле-Реннэ.

Я едва обратил внимание на имя. Я смотрел только на форму. Казалось, она сшита хорошим портным специально для По – до того ладно сидела на нем эта форма.

От пристального разглядывания у меня начала кружиться голова. Мне казалось, что меня несет вниз и я, виток за витком, лечу по длинной спирали. Спираль эта состояла из… слов. Из стихотворных и прозаических фраз По. Здесь были слова его любовных стихов и слова его многостраничных отчетов, на которые я возлагал столько надежд. Я впервые задался вопросом, насколько они правдивы. И дело не в подозрительности Хичкока. Откуда я знаю, был ли правдив По со мной или же он искусно мне лгал? А вдруг он уже давно знаком и с Артему сом, и с Леей? Но самой ужасной мыслью была не эта. Я отгонял пугающую мысль, однако она вилась и вилась у меня в мозгу с назойливостью августовской мухи: что, если сердце из тела Лероя Фрая вырезал не кто иной, как По?

Безумие какое-то. Я это понимал и пытался спорить с самим собой, выставляя логические доводы.

«Лэндор, – говорил я себе, – парень всего-навсего надел чужую форму. С таким же успехом он мог надеть любой другой костюм. Он не знал, что связано с этой формой. Лея предложила ему развлечься, и он с удовольствием включился в игру. Ну не будь таким подозрительным, Лэндор. Это просто игра…»

Я смотрел на его лицо и уверял себя, что ничего особенного не случилось. Когда-то По носил солдатскую форму, теперь на время нарядился офицером.

Я проглотил комок слюны и заставил себя сказать:

– Очень рад с вами познакомиться, лейтенант.

– И я тоже очень рад знакомству с вами, мистер Лэндор.

Он говорил с легким акцентом, где-то подражая манере мсье Берара. Но меня больше поразил не акцент, а изменившееся лицо. Лея (или кто-то другой) соорудил ему усы из конского волоса. Эти усы, для большей черноты намазанные сапожной ваксой, торчали над верхней губой По. Грим получился достаточно грубым, однако нужная цель была достигнута – усы делали парня старше, прибавляя ему лет десять-двенадцать. Кстати, с усами он выглядел даже обаятельнее.

Подошла вторая барка с гостями. Прости, читатель, но я не запомнил всех имен. В числе приглашенных был один из издателей «Нью-Йорк миррор» [151]. Был еще художник, кажется, его звали Коул. Помню плотника из общины квакеров [152], а также женщину – сочинительницу религиозных гимнов. Ко всем своим гостям Кембл относился одинаково, не делая различий между полами: брал их под локоть и двигал их руками, словно то были рычаги насосов. Каждому он предлагал кофе, мадеру или иные вина из собственного погреба, прося не бояться опустошить оный. У всех спрашивал, не нужна ли одежда. Рот у Кембла не закрывался. Со стороны могло показаться, что силой своих легких он выдувал гостей с крыльца, перемещая их прямо в гостиную.

Поскольку я приехал первым, хозяин дал мне возможность добираться до гостиной самостоятельно. Я стоял в передней, слушая стук шагов по великолепным дубовым полам. Они не заглушали мерного тиканья часов (пожалуй, такие громадные напольные часы я видел только здесь). Постояв еще немного, я побрел в гостиную. Вскоре к моим шагам примешались еще чьи-то: легкие, танцующие, похожие на мышиное шуршание. Я поднял голову и увидел идущую мне навстречу Лею Маркис. Она улыбалась.