Морис Леблан - Необычайные приключения Арсена Люпена

— Госпожу Спармиенту! Вы вправду считаете…

— Уж поверьте, такое дельце не затевают, если в результате не будет профита, весьма значительного профита.

— Но, как мне представляется, этот профит будет от продажи Люпеном гобеленов в Америке или еще где-то.

— Верно, но полковник Спармиенту тоже мог бы продать их. И даже выгодней. Нет, тут дело в другом.

— В другом?

— Понимаете, шеф, вы забываете, что полковник Спармиенту стал жертвой ограбления и, хоть он и умер, осталась его вдова. Вот вдова и получит.

— Что получит?

— Как что? То, что ей полагается, — страховку.

Г-н Дюдуи остолбенел. Только теперь он понял подлинный смысл этого дела.

— А ведь правда… Правда… — бормотал он. — Полковник же застраховал свои гобелены.

— Черт возьми, и на весьма кругленькую сумму.

— На сколько?

— Восемьсот тысяч франков.

— Восемьсот тысяч!

— Сантим в сантим. В пяти разных компаниях.

— Госпожа Спармиенту уже получила деньги?

— За время моего отсутствия она получила вчера сто пятьдесят тысяч, сегодня двести. Остальные деньги поступят на этой неделе.

— Но это же ужасно! Надо было… — Что, шеф? Во-первых, они воспользовались моим отсутствием для получения денег. Только по возвращении, случайно встретившись со знакомым директором страховой компании и разговорив его, я узнал, как обстоят дела.

Начальник уголовной полиции, ошеломленный, долго молчал, наконец выдохнул:

— И все-таки какой человек!

— Да, шеф, — кивнул Ганимар, — надо признать, он голова, хоть и каналья. Ведь надо было устроить все так, чтобы в течение месяца-полутора никому в голову не могло прийти малейшего сомнения насчет роли полковника Спармиенту. Чтобы все общественное возмущение и следствие было сосредоточено вокруг одного Люпена. И наконец, необходимо было, чтобы на виду оказалась скорбящая, возбуждающая сочувствие вдова, несчастная Эдит Лебединая Шея, прелестное олицетворение легенды, существо до такой степени трогательное, что господа из страховых компаний были чуть ли не счастливы втиснуть ей в руки деньги, чтобы хоть как-то умерить ее скорбь. Вот как все было.

Г-н Дюдуи и Ганимар, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. Г-н Дюдуи спросил:

— А кто же она?

— Соня Кришнофф. Да, да, та самая русская, которую я арестовал в прошлом году по делу о диадеме и которой Арсен Люпен устроил побег.

— Вы уверены?

— Совершенно. Сбитый с толку, как все, мошенничествами Люпена, я никогда не обращал внимания на нее. Но вспомнил о ней, когда уяснил роль, которую она сыграла. Да, это точно Соня, преобразившаяся в англичанку. Соня, самая продувная и самая наивная из актрис. Соня, которая из любви к Люпену не колеблясь дала бы себя убить.

— Прекрасная добыча, Ганимар, — похвалил г-н Дюдуи.

— А у меня есть для вас кое-что получше.

— Да? И что же?

— Старая кормилица Люпена.

— Виктория?

— Она тут с той поры, как госпожа Спармиенту изображает вдову. Это кухарка.

— Ого! — воскликнул г-н Дюдуи. — Поздравляю вас, Ганимар!

— Но у меня для вас, шеф, есть еще подарочек!

— Что вы имеете в виду, Ганимар? — вздрогнул г-н Дюдуи.

— Как вы думаете, шеф, стал бы я беспокоить вас в такую позднюю пору, если бы речь шла лишь об этой дичи? Соня и Виктория. Фи! Они бы подождали.

— Значит? — выдохнул г-н Дюдуи, наконец-то понявший причину волнения главного инспектора.

— Значит, вы, шеф, уже догадались!

— Он здесь?

— Здесь.

— Скрывается?

— Вовсе нет, просто замаскировался. Это слуга.

На сей раз г-н Дюдуи не произнес ни слова, не сделал ни единого жеста. Он был поражен отчаянностью Люпена.

— Святая Троица умножилась четвертой ипостасью, — ухмыльнулся Ганимар. — Эдит Лебединая Шея могла наделать ошибок. Необходимо было присутствие главаря, и у него хватило наглости вернуться. Три недели он присутствовал при том, как я веду расследование, и спокойно наблюдал за моими успехами.

— Вы его узнали?

— Люпена невозможно узнать. Он так умеет гримироваться и перевоплощаться, что становится неузнаваем. А потом, я был так далек от подобной мысли. Но сегодня вечером, следя за Соней на темной лестнице, я услыхал, как Виктория назвала слугу «малыш». Меня тут же осенило: ведь она всегда звала его так. Все встало на свои места.

От близости противника, которого они столько раз преследовали, но всякий раз упускали, г-на Дюдуи охватило возбуждение.

— На этот раз он попался, попался, — хрипло выдавил он. — И теперь уж не ускользнет.