Это доставило ему облегчение. Он вздохнул свободнее.
— Кто же это сделал? — спросил его кайзер.
— Все тот же, сир, кто следует по тем же путям, что и я, и преследует те же цели. Убийца господина Кессельбаха.
— Когда?
— Этой ночью. Ах, сир, зачем вы не позволили свободно выйти из тюрьмы! Будучи на свободе, я прибыл бы сюда, не теряя ни часа. Был бы здесь раньше, чем он. Раньше приручил бы Изильду подарками. Раньше прочитал бы дневник Мальрейха, старого французского слуги!
— По-вашему, значит, именно благодаря указаниям, содержавшимся в дневнике…
— Конечно, сир, он успел прочитать их. И, оставаясь невидимым, не знаю уж, где, осведомленный о каждом нашем шаге, не знаю кем, сумел усыпить меня, чтобы избавиться хотя бы на эту ночь от Люпэна.
— Но дворец охранялся!
— Вашими солдатами. Разве они помеха для таких, как он? Уверен также, что граф Вальдемар сосредоточил в это время поиски на службах, ослабив стражу у дверей во дворец.
— Все это представляется мне совершенно невероятным.
— А мне — совершенно ясным, сир. Если можно было бы проверить карманы всех ваших людей, либо узнать, сколько денег каждый из них потратит в течение следующего года, наверняка найдутся трое или четверо, ставшие владельцами нескольких банковских билетов, французских билетов, разумеется.
— О! — протестующе воскликнул Вальдемар.
— Ну да, дорогой граф, вопрос только в цене, и тот за нею не постоит. Если бы он очень захотел, уверен, что даже вы сами…
Кайзер не слушал, погруженный в собственные мысли. Он прошелся из стороны в сторону по комнате, затем подал знак офицеру, стоявшему в галерее.
— Мой автомобиль… Всем — приготовиться… Мы уезжаем.
Он остановился, посмотрел с минуту на Люпэна и, подойдя к графу, добавил:
— Ты тоже, Вальдемар, в дорогу… Единым махом — в Париж.
Люпэн навострил уши. Он услышал ответ Вальдемара:
— Лучше бы мне взять еще дюжину молодцов… С этим дьяволом…
— Возьми, сколько хочешь. И торопись, этой ночью ты должен быть на месте.
Люпэн пожал плечами и проговорил:
— Какая нелепость!
Император повернулся к нему. Люпэн продолжал:
— Ну, конечно, сир, ибо Вальдемар не в состоянии меня удержать. Мой побег — решенное дело, и тогда…
Он с силой топнул ногой.
— И тогда — я не стану терять ни минуты. Если вы отказываетесь от борьбы, этого не могу сделать я. Я ее начал — я и доведу до конца.
Кайзер на это возразил:
— Я не отказываюсь. За дело возьмется моя полиция.
Люпэн рассмеялся.
— Прошу прощения у вашего величества! Но это смешно! Полиция вашего величества! Но она стоит столько же, сколько все полиции на свете, то есть ничего! Нет, сир, я не вернусь в Санте. Плевать мне на тюрьму. Для борьбы против этого человека мне нужна свобода, и я останусь на свободе!
Император дал волю своему раздражению.
— Этот человек! Ведь вы не знаете даже, кто он такой!
— Я узнаю это, сир. Только мне это под силу. И он — он тоже знает, что только я могу его разоблачить. Я — его единственный враг. Единственный, на кого он нападает. Именно в меня он хотел попасть, когда стрелял в нас недавно на дороге. Меня был вынужден этой ночью усыпить, чтобы действовать, как ему было нужно. Борьба идет между нами двумя. Всему свету до этого дела нет. Никто не может помочь ни ему, ни мне. Нас двое — в этом смысл всего происходящего. До сих пор счастье было на его стороне. В конце концов, однако, просто неизбежно, роковым образом предопределено, чтобы я одержал над ним верх.
— Почему?
— Потому что я сильнее.
— Но если он вас попросту убьет?
— Ему это не удастся. Я вырву у него когти, я лишу его возможности вредить. И добуду письма. Нет на свете человеческой силы, способной мне помешать.
Он говорил с глубокой убежденностью, уверенным тоном, который придавал этим предсказаниям видимость свершившихся фактов.
Император не смог подавить необъяснимого смутного чувства, в котором странным образом смешались воедино восхищение и даже то доверие, которое Люпэн требовал с такой силой внушения. В сущности, только из щепетильности он не решался еще использовать этого человека и сделать его своим союзником. И, в раздумье, не зная, как поступить, он расхаживал от галереи к окну, не произнося ни слова.
В конце концов он спросил:
— А где доказательства того, что письма украдены этой ночью?
— Время кражи четко отмечено, сир.
— Что вы говорите?!
— Присмотритесь к внутренней части фронтона, за которым был скрыт тайник. Время записано там мелом: полночь, 24 августа.
Читать дальше