Эллери Квин: Грозящая беда

Мне хорошо известно, что определенные лица, страдающие от избытка самомнения или дефицита совести, проводят часы бодрствования в поисках сходства между собой и многочисленными плодами воображения литераторов.

Поэтому я чувствую себя обязанным заявить об и без того достаточно очевидном факте, что все воспроизведенное на этих страницах является художественным вымыслом, и что если в каком-либо из персонажей улавливается сходство с неким реальным лицом в имени, облике, характере, интеллектуальном багаже, профессии или моральных качествах, то такое прискорбное сходство следует рассматривать как стихийное бедствие, к которому автор не имеет ни малейшего отношения.

Э.К.

Голливуд, подобно стране Оз [1] Страна Оз — волшебная страна из сказки американского писателя Лаймена Фрэнка Баума (1856–1919) «Волшебник из Оз». (Здесь и далее примечания переводчика) , обладает рядом неповторимых особенностей. Это место, где в декабре при девяностоградусной жаре [2] При принятой в США шкале Фаренгейта — около 32 градусов по Цельсию. вокруг столбов вырастают миниатюрные рождественские елки, где рестораны имеют форму маяков и шляп, где леди в субботние вечера разгуливают по бульварам в брюках и норковых манто, ведя на поводке детеныша леопарда, где утренние газеты стоят пять центов, а вечерние — два, где люди готовы стоять часами, чтобы увидеть, как другие люди заключают брачный союз.

Поэтому даже самое тривиальное событие в Голливуде выглядит менее тривиальным, чем в Цинциннати или Джерси-Сити, а важное происшествие, соответственно, становится в несколько раз важнее.

Таким образом, когда предприятие «Огипи» [3] Наименование составлено из названий рек Огайо и Миссисипи. лопнуло как мыльный пузырь, даже джентльмены, не принадлежащие к числу держателей акций, жадно поглощали известия из Лос-Анджелеса, и к вечеру слово «Огипи» было на устах буквально у всех.

Конечно, не следует преуменьшать значение самого события. Главная беда заключалась в том, что «Огипи» во время краха не могло рассчитывать на чью-либо поддержку, и хотя дело не попало в суд — благодаря предусмотрительности адвоката, Анатоля Руига, — в печати и на улицах разыгрывались подлинные сражения. Покуда долговязый сын Солли Спета производил дальнобойные залпы из редакторских офисов «Лос-Анджелес индепендент», несчастные акционеры выли и неистовствовали у железных ворот «Сан-Суси», за которыми Солли невозмутимо подсчитывал свои миллионы.

Во всем был виноват диагност с Востока, ибо Солли никогда бы не обосновался в Калифорнии, если бы врач не порекомендовал ему ее климат, гольф и солнечные ванны. Попробуйте вообразить Соломона Спета, согласившегося ничего не делать, а только созерцать свой живот, греясь на солнышке! Естественно, он начал раздумывать о своем капитале, лежащем столь же праздно, как и сам Солли, в различных надежных банках.

Поэтому Солли встал, прикрыл наготу, с надеждой огляделся вокруг и обнаружил Риса Жардена и коротышку Анатоля Руига. Их счастливый союз породил пользовавшееся на первых порах широкой популярностью, а впоследствии дурной славой гидроэлектрическое предприятие «Огипи».

(Солли повстречал Винни Мун примерно в то же время, но его интерес к ней был эстетический, а не коммерческий, так что это другая часть истории. Винни стала его протеже, и начало ее успешной карьеры датируется стартом этой удачно обретенной духовной близости.)

Организация и развитие «Огипи» потребовали подлинной гениальности в те дни, когда тяжелая индустрия переживала столь же тяжелые времена, а в Вашингтоне слышались тревожные разговоры насчет закона об акционерных компаниях, но Солли обладал этой гениальностью. Однако он не смог бы преуспеть без Риса Жардена, которому предназначалась роль благодетеля промышленности. Рис — отчаянный яхтсмен, гимнаст и игрок в гольф — был нужен Солу совсем из-за других качеств: он располагал свободным капиталом, носил магическую фамилию Жарден и ничего не понимал в большом бизнесе.

Когда дело «Огипи» перекочевало со страниц финансовых известий в отдел по расследованию убийств Главного полицейского управления Лос-Анджелеса, история, и до того бывшая лакомым кусочком, а теперь ставшая мечтой каждого редактора, едва не свела Фицджералда с ума.