Джон Карр - Ведьма отлива

В сумерках прекрасного июньского вечера поезд прибыл на Чарринг-Кросс. Дэвид Гарт вышел с вокзала и собирался подозвать такси, тогда еще казавшееся непривычным новшеством. И тут ему впервые встретился тот человек, чьи слова привели его в ужас.

Всю дорогу от Фэрфилда до Лондона он думал о Бетти Колдер. Досадно было покидать ее больше чем на несколько часов. А деловая встреча при таких странных обстоятельствах и в такое странное время нарушала упорядоченное течение его, несомненно, скучной жизни.

Он был не просто Дэвидом Гартом, доктором медицины, он был Дэвидом Гартом, самым крупным специалистом (что бы под этим ни подразумевалось, как часто язвил Гарт) в области практической неврологии с Харли-стрит.

Перед тем как покинуть Фэрфилд, он надел парадный костюм, как будто между Кентом и Лондоном проходила какая-то тайная граница. На белых перчатках и блестящем цилиндре осела дорожная пыль, и от этого он чувствовал себя несколько неловко. Ему было тридцать восемь, он был худощав, высокомерен, умен и язвителен и, при всем этом параде достоинств, самый отчаянный романтик на свете.

«Ха!» – сказал про себя Гарт.

Он так и не смог забыть этот вечер: смолистый запах деревянных тротуаров к вечеру жаркого дня, садившееся за Трафальгар-сквер солнце, ровный гул дорожного движения, нарушаемый иногда звяканьем колокольчика колесного экипажа или гудком случайного автомобиля.

Эти знакомые шумы окружили Гарта в фантастических сумерках, опустившихся на Чарринг-Кросс. Его близкие друзья, Винсент и Марион Боствик, удивились бы его размышлениям.

«Впервые, – думал Гарт, – я влюбился. Господи, влюбился».

«Дорогой мой, – возразил ему другой ехидный голос, – это – физиология…»

«Иди ты со своей физиологией, – возмутился первый. – Физиология отвратительный научный термин. Замолчи. Заткнись».

Он оставил Бетти в Фэрфилде или, если быть точным, недалеко от Фэрфилда, в коттедже на морском берегу с купальным павильоном на пляже, где все лето грохотал прибой. Всякий раз, когда Гарт рисовал себе Бетти Колдер, в высшей степени респектабельную молодую вдову двадцати восьми лет, его мысли сбивались на образ, с точки зрения литературы (во всяком случае) сомнительный. Он сравнивал Бетти с русалкой. Но год стоял 1907-й. Для одинокой молодой вдовы аренда коттеджа у моря была, нельзя не признать, смелым поступком.

Итак, Юго-Восточная и Чатемская железные дороги доставили Гарта в Лондон. Он уже пересек привокзальную площадь, направляясь к стоянке такси, когда из мрака его окликнул голос:

– Эй! Вы! Сэр!.. Доктор Дэвид Гарт?

– А? – Гарт резко остановился. – Да?

На другой стороне сквозь летящую пыль и грязь ослепительно сияли новым, электрическим, освещением несколько витрин. Но здесь царил полумрак. Белый с зеленым конный омнибус, последний осколок былой роскоши, проскакал мимо, сотрясая дуговые лампы и, казалось, с таким же успехом раскачивая всю улицу.

Гарт не мог хорошенько разглядеть подошедшего: разве заметил, что человек этот коренастый, толстощекий, в котелке с круто загнутыми полями и с огромными золотыми часами на цепочке. Вид у него был таинственный. Он запыхался, словно бежал.

– Вы ведь доктор Гарт, не так ли? Позвольте спросить, сэр, не вызывали ли вас в Скотленд-Ярд?

– В Скотленд-Ярд? Нет. Зачем бы им меня вызывать?

– Давайте не будем обсуждать вопрос, – отрезал подошедший. – Если вы сейчас не туда направляетесь, доктор, могу я спросить, куда вы направляетесь?

– Кто вы? Что вам нужно?

– Я офицер полиции, сэр. Моя фамилия Твигг.

– К вашему сведению, я еду в свой кабинет на встречу с пациентом. Затем – на обед с друзьями, мистером и миссис Боствик, после чего вернусь в пригород поездом 23.20.

– Немножко поздно для встречи с пациентом, а, доктор?

– Необычные обстоятельства…

– Это точно, доктор. Итак, я думаю, сэр, вам лучше пойти со мной.

– Ого! Зачем?