Виктор Лагздиньш: Ночь на хуторе Межажи

Коридор, который тянулся от одной стены дома до другой и разделял нижний этаж на две половины, заканчивался дверьми. Одна «вела во двор, противоположная – в сад. Рандер убедился, что Расма права: оба выхода были закрыты, дверь, выходившая во двор, заперта, а противоположная, на южной стороне, – наглухо заколочена. В середине коридора, слева, если смотреть со стороны двора, поднималась на чердак лестница. Двери по бокам от лестницы вели в нежилые помещения.

Справа от коридора была обжитая часть дома, состоящая из трех комнат. Весь юго-западный угол занимала самая просторная комната – зал. Она имела три окна – два в продольной стене, одно в торцовой и столько же дверей. Через одну можно было попасть в коридор, две остальные по обеим сторонам от камина вели в комнаты, которые примыкали к залу, выходили на север и были вдвое меньше его. Комната, которую называли столовой, тоже имела выход в коридор и одно-единственное обращенное ко двору окно. Северо-западный угол здания занимала комната Расмы с двумя окнами, в которую можно было попасть только через зал и которую Инсберги шутя называли «будуаром». И в зале, и в столовой, и в «будуаре» весь вечер находились гости, поэтому искать там Юриса не имело смысла, и Рандер решил заняться необжитой половиной.

Восточный конец дома, по существу, был зеркальным отражением западной части, правда, с некоторыми отклонениями. Так, например, столовой соответствовала кухня. Если войти в дом со двора, то дверь кухни вела налево, а дверь столовой – направо. Через кухню можно было попасть в небольшую комнату в северо-восточном углу, по планировке она соответствовала «будуару» Расмы, хотя тот на своей половине со столовой не соединялся. В остальном эта комната от «будуара» ничем не отличалась: в ней тоже было два окна, выходящие во двор и сад, и вторая дверь. Эту комнату бывший владелец приспособил под мастерскую для слесарных и столярных работ. Инсберг лишь немного переоборудовал ее на свой вкус.

Ту часть здания, которая по симметрии была расположена напротив зала, боковая стенка разделяла на две половинки, равнявшиеся по площади мастерской и кухне. В угловой половине – она соединялась дверью с мастерской – было устроено нечто вроде склада; отсюда, в свою очередь, можно было попасть на вторую половинку, а выход из нее в коридор расположен был напротив дверей в зал. Эта вторая комната, насколько запомнилось Рандеру, когда хозяин показывал дом гостям, не использовалась вовсе.

Он вошел в эту комнату, нащупал выключатель, но свет не зажегся. Гирт включил карманный фонарик и направил сноп света к потолку. Патрон, висевший на проводе, был пуст. Пустой также оказалась и сама комната. Стены почернели, штукатурка местами осыпалась, в дырах торчали трухлявые стебли камыша. У окна на полу валялся пепел от сигареты. Дверь, ведущая в склад, была снята с петель и приставлена к нетопленной печи; через проем Гирт разглядел ведра с краской, кисти, садовый инвентарь – лопаты и лейку, несколько удочек и другие ненужные в это время года предметы.

Дверь, которая соединяла склад с мастерской, была открыта, в ней вспыхнул свет, и Рандер услышал, как кто-то из кухни заходит в мастерскую. По кашлю он понял, что это Алберт в квадрате.

Пройдя в склад, Рандер увидел, что Алберт стоит посредине мастерской и оглядывается по сторонам. Через настежь распахнутую дверь было слышно, как Расма на кухне разговаривает с Уласом, а из столовой по ту сторону коридора доносился голос актрисы, которая выводила нараспев: «Юрис, ау! Где ты-ы?» Калвейт ей что-то ответил и тут же принялся рассказывать какой-то смешной эпизод, приключившийся с ним летом в Закавказье. Судя по голосам, оба они направлялись сюда, на кухню. В зале осталось только двое: Ирена, чей хохот поминутно оглашал весь дом, и Зирап, который, как можно было догадаться по внезапно наступившей тишине, менял пластинки.

На кухне что-то заскрипело, и Рандер услышал, как муж актрисы аукнул: «У-у», затем голос Уласа странно оборвался, и в следующем кратком возгласе отчетливо прозвучал испуг. Что-то с грохотом ударилось об пол. Алберт бросился вон из мастерской, и тотчас раздался приглушенный крик Расмы.