Хорхе Луис Борхес, Адольфо Бьой Касарес
Шесть загадок дона Исидро Пароди
Я не хотел писать вместе с Бьоем, мне казалось, что соавторство невозможно, но однажды утром он мне предложил попробовать: я собирался к ним на ланч, оставалось два свободных часа, и у нас был сюжет. Мы начали писать, и случилось чудо. Начали мы писать в стиле, не похожем ни на мой, ни на его. Вместе мы каким-то образом создали третий персонаж, Бустоса Домека – Домек это фамилия одного из прадедов Бьоя, Бустосом звали моего прадеда из Кордовы, – в результате оказалось, что произведения Бустоса Домека не похожи ни на то, что пишет самостоятельно Бьой, ни на то, что пишу самостоятельно я. Каким-то образом этот персонаж существует. Но существует только тогда, когда мы беседуем вдвоем…
Хорхе Луис Борхес. Беседа с Викторией Окампо [1]
Мы с Борхесом вместе брались за самые разные дела: писали детективные и фантастические рассказы сатирического плана, киносценарии (не слишком счастливо), статьи и предисловия; мы вели книжные серии, составляли антологии, комментировали издания классиков… Живой и пытливый ум Борхеса вечно бунтовал против устоявшегося и привычного, против косности и снобизма, а богатейшая память и способность открывать потаенные, но очень важные и подлинные связи, неисчерпаемая фантазия и редкий дар воображения влекли его к самой неожиданной литературной работе.
Адольфо Бьой Касарес. Воспоминания. 1994
Ниже мы публикуем краткий биографический очерк, написанный педагогом сеньорой Адельмой Бадольо:
«Доктор Онорио Бустос Домек родился в городке Пухато (провинция Санта-Фе) в 1893 году Освоив интереснейшую программу начальной школы, он вместе с родителями переехал в город Росарио – наш аргентинский Чикаго. В 1907 году на страницах местных газет уже можно было увидеть первые сочинения юного любимца муз, хотя никто не подозревал, насколько он на самом деле молод. К той эпохе относятся произведения: „Vanitas“, [2]«Успехи прогресса», «Голубая и белая Родина», «К Ней», «Ноктюрны». В 1915 году он прочел в Балеарском центре перед избранной публикой свою «Оду к „Элегии на смерть отца“ Хорхе Манрике», и это выступление принесло ему шумную, но не слишком прочную славу. В тот же год было напечатано сочинение под названием «Гражданин!» – более основательное, хотя, к сожалению, и подпорченное галлицизмами, что извинительно, если учесть младые лета автора и общий уровень нашей отечественной культуры. В 1919 году выходит в свет «Фата Моргана» – изящная безделка, в чьих финальных песнях уже можно предугадать могучий голос автора грядущих трудов «Будем говорить точнее!» (1932) и «Среди книг и бумаг» (1934). Во время интервенции Лабруна он был назначен сначала инспектором образования, а затем ходатаем по делам неимущих. Именно эти годы, когда он, покинув нежные объятия отчего дома, столкнулся с суровой действительностью, дали ему опыт, благодаря которому его произведения обрели высокое нравственное содержание. Отметим следующие его книги: «Евхаристический конгресс – орган аргентинской пропаганды», «Жизнь и смерть дона Чичо Гранде», «Я уже умею читать!» (одобрено инспекцией образования города Росарио), «Вклад провинции Санта-Фе в дело борьбы за Независимость», «Новые звезды: Асорин, Габриэль Миро, Бонтемпелли». Новая грань творчества этого плодовитого и часто непредсказуемого автора – детективные рассказы; в них он бросает вызов тому холодному интеллектуализму, в который погрузили жанр детектива сэр Конан Дойл, Родриг Оттоленгуи и т. д. «Пухатские рассказы», как с нежностью называет их сам автор, – это не филигрань византийского мастера, удалившегося в «башню из слоновой кости»; нет, в них ясно слышен голос нашего современника, чутко реагирующего на пульс окружающей жизни и спешащего щедро поделиться с нами богатствами своей мудрости».
Good! It shall be! Revealment of myself!
But listen, for we must cooperate;
I don't drink tea: permit me the cigar!
Robert Browning [3]
В характере всякого homme de lettres [4]есть некое роковое свойство – уступчивость! Литературный Буэнос-Айрес, надеюсь, не забыл и, рискну предположить, не забудет мое чистосердечное решение никогда больше не писать предисловий – отказываться от самых лестных предложений и просьб, даже если просьбы эти исходят от друзей. Но надо признать, что перед нашим Сорванцом, [5]нашим новым Сократом, я не устоял. Черт, а не человек! Он только хохочет в ответ на все мои доводы, очень заразительно хохочет и твердит, что его книга и наша старая дружба стоят того, чтобы я написал-таки предисловие. И попробуй его переспорь! De guerre lasse [6]я покорно направляюсь к верному «Ремингтону» – сообщнику и немому свидетелю моих нескончаемых блужданий в голубых просторах…
Читать дальше