Эрл Гарднер - Дело о туфельке магазинной воровки

Я не сомневался в том, что Куленс убил твоего дядю Джорджа. Но сначала я не знал, как это доказать. Я не мог сказать наверняка, действительно ли твоя тетя потеряла память или же просто пыталась защитить кого-то. Но я чувствовал, что если она и пыталась кого-то защитить, то только тебя. Обстоятельства указывали на Пита Шенери как на грабителя, проникшего в дом Остина Куленса, и я решил, что смогу использовать его, чтобы оправдать твою тетю, поскольку у меня было подозрение, что пули перепутали. А когда сержант Голкомб начал давать свидетельские показания и попытался скрыть свою ошибку, заявив о полной уверенности в том, что не путал пули, я сразу же понял, что он, сам того не зная, сыграет на руку истинному правосудию.

Если честно, Вирджи, ума не приложу, что бы случилось, разберись прокурор во всем как следует. Тогда бы тебя могли арестовать и обвинить в убийстве, и тебе пришлось бы защищаться, а это было бы не слишком-то легко и приятно. Когда человека убивают в его собственном доме, довольно трудно доказать, что имела место самооборона.

– Я знаю, – всхлипнула Вирджиния.

– Но, – продолжал Мейсон, – сержант Голкомб подумал, что совершил ошибку и передал баллистикам не ту пулю. Если честно, нельзя его в этом винить. Он принял вполне правильное решение. А потом, как полицейский, Голкомб не мог позволить преступнику ускользнуть из рук правосудия только потому, что он случайно перепутал пули, которые ему передал патологоанатом. Но когда сержант начал так уверенно давать показания в качестве свидетеля, я сразу же понял, что это отличная возможность сделать так, чтобы тебя уже никогда не смогли привлечь к ответственности.

– Почему меня уже не смогут привлечь к ответственности? – поинтересовалась девушка.

– Потому что тебя никогда не смогут обвинить в убийстве Остина Куленса, если только не докажут, что Куленс был застрелен из револьвера, который ты положила в ящик стола в офисе своего дяди. А доказать это возможно только с помощью пули из тела Куленса. И сделать это они смогут, только если посадят сержанта Голкомба на место свидетеля. А сержант уже выдал в суде такое прямолинейное и чистосердечное заявление, что уже никогда не сможет от него отказаться, иначе его привлекут к ответственности за дачу ложных показаний. И это вызовет такое негодование общественности, что прокуратура никогда на это не пойдет.

– Значит, они ничего не смогут со мной сделать? – спросила девушка.

– Нет, если ты будешь молчать, – покачал головой адвокат. – Ты никогда не должна никому рассказывать о том, что случилось.

– Я не хотела, чтобы моя тетя пострадала… – вздохнула Вирджиния. – Я хотела прийти в суд и признаться во всем. Я…

– Я знал, что ты это сделаешь, – успокоил девушку Мейсон, положив руку ей на плечо. – Но подумал, что твоя тетя в состоянии постоять за себя. Ну же, встряхнись, Вирджи. Все уже закончилось. Я заставил тебя сидеть здесь взаперти, но теперь все уже позади, и ты можешь вернуться домой.

– Как… как она держалась? – спросила Вирджиния.

– О, твоя тетя Сара была в своем репертуаре, – улыбнулся Мейсон. – Сразу же после оглашения вердикта она на своем кресле подъехала к присяжным, поблагодарила их, а затем, спокойная, как удав, подкатила к столу секретаря, забрала из своей сумочки вязанье и принялась мастерить для тебя свитер.

Девушка весело рассмеялась:

– Это на нее похоже. И если бы присяжные признали ее виновной, она сделала бы то же самое.

– Да, – задумчиво проговорил Мейсон. – Думаю, ты права. А теперь… – Он повернулся к Делле Стрит: – Я умираю с голоду! Я примчался сюда сразу же, как только смог вырваться из зала суда и отвязаться от всех этих репортеров, журналистов и прочих любопытствующих. Вопрос в том, что мы будем есть, где мы будем есть и когда мы будем есть.

– Ресторан отеля уже закрыт, – сказала Делла Стрит. – Но мы можем перехватить по паре гамбургеров в небольшой закусочной напротив. Давайте-ка отправимся туда, как только Вирджиния Трент примет душ, сполоснет лицо холодной водой и поймет наконец, что ей больше не о чем плакать.

– Боюсь, для этого мне понадобится слишком много времени, – замялась девушка. – И потом, я все равно не хочу есть… А вы идите… Я… я хочу кое-кому позвонить…

– Шеф, я весь день боролась с такими вот настроениями и никуда не могла выйти, – пожаловалась Делла. – Дайте мне пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок. Сможете подождать?