– Поздравляю, – произнес Уолш глухим голосом, при звуке которого окружающие замерли на месте.
От удивления Рот не успел убрать руку. Вцепившись в его ладонь, Уолш не хотел отпускать.
– Ты убил ее и думаешь отмыться этим фильмом?
При звуке первого выстрела толпа, замершая вокруг них, пришла в движение. Крича, люди попадали на асфальт, отчаянно стараясь избежать пули. Все, кроме Джули. Заметив в левой руке Уолша пистолет, она бросила Рота не для того, чтобы бежать: Джули попыталась его заслонить. Джек Уолш не остановился. Он оттолкнул Джули в сторону и, бросив ее на асфальт, выстрелил еще трижды. Не выпуская из руки пистолета, Уолш повернулся, и тут его взгляд упал на меня. Впрочем, он искал нечто другое. Обнаружив это, он бросил пистолет и медленно поднял руки.
– Он убил мою дочь, он убил Мэри Маргарет Флендерс, – спокойным, уверенным голосом произнес Джек Уолш и направился к камере, начавшей снимать Стэнли Рота в момент, когда тот возвращал себе место ведущего кинорежиссера Голливуда, и запечатлевшей теперь момент его смерти.
Было ли это ответом на перспективу реабилитации Рота в глазах общественности? Либо Уолш не жалел о содеянном, потому что, получив определенную известность за счет славы дочери, считал себя вправе на акт правосудия? Он настаивал, будто должен был поступить так, чтобы убийца не ушел от наказания, и все повторял, что сделал это ради дочери. Думаю, он в это верил, убедив себя в правдивости собственных слов. Знай Уолш то, что знал я, он был бы еще больше в этом убежден.
Спустя неделю после смерти Стэнли Рота вместе с немногочисленной группой пришедших на церемонию прощания я стоял у гроба, опускавшегося в могилу рядом с той, где под камнем с выгравированным именем Мэри Маргарет Флендерс покоилась Мэриан Уолш. Разжав руку, Джули Эванс уронила на крышку гроба цветок. Бросив горсть земли, Льюис Гриффин отдал последний долг человеку, которому считал себя обязанным больше жизни.
Все кончилось, и мы уже спускались с холма. Я вспомнил день, когда увидел Стэнли Рота, в полном одиночестве стоявшего у могилы жены, и когда, как сегодня, воздух наполняло золотое сияние южнокалифорнийского солнца, неподвижно зависшего где-то далеко над Тихим океаном. Как и тогда, он все еще казался мне загадкой, неуловимой и едва ли доступной для понимания.
Я прожил достаточно и видел слишком много похорон, чтобы находить в этом что-то необычное. Я не знал Стэнли Рота и, собственно, не знал никого – так же как никто не знал меня. Сомневаюсь, что многие из нас разобрались хотя бы в самих себе.
Мы приехали в дом Льюиса Гриффина на Малхолланд-драйв. Мы говорили о Стэнли Роте и о том, что останется после его ухода. Спустя примерно час Льюис Гриффин отвел меня в сторону.
Мы вышли в гостиную. Через стеклянные двери я бросил взгляд на пару лебедей, скользивших по зеркально-серебристой поверхности пруда. Они двигались вместе, неразделимые, и каждый казался тенью второго. Я вспомнил, что Гриффин сказал Майклу Уирлингу в тот самый вечер, когда Стэнли Рот выбил стулом стекло и рассыпал по полу тысячи осколков. Вспомнив, как он говорил о дружбе, верности и бесценности денег, я усмехнулся.
– Вы купили присяжного, не так ли? Вы пошли на сделку с этой женщиной, пообещали ей роль в случае, если Рота не осудят?
Гриффин мягко положил руку мне на плечо. Его благожелательная, слегка отстраненная улыбка стала печальной.
– Я никогда в жизни не говорил с ней.
В первый момент я не понял:
– Тогда как…
– Я говорил с агентом, и речь вообще не шла о процессе. Я сказал, что хочу пригласить ее в следующий фильм Стэнли Рота – если он будет сниматься. Не имею понятия, что он ей сказал.
Оставив в стороне уловку, с помощью которой Льюис Гриффин сохранил дистанцию между собой и человеком, от которого хотел чего-то добиться, я спросил:
– Но почему? Почему вы сочли это необходимым?
– Я ведь рассказывал вам, что сделал Стэнли. Он спас мою дочь. Думаю, вы согласитесь, что он сделал бы это еще раз.
Гриффин замолчал. Казалось, он ушел в себя, и в этот момент я заметил вокруг его глаз и на руках следы, ясно говорившие о возрасте. Он выглядел износившимся, уставшим от постоянного напряжения, от контроля над собой и желания быть образцом для подражания.
Наконец Гриффин сказал:
– Я сделал бы это и в случае, если бы считал его виновным. Но я так не думал. Я знал, что он невиновен.
– Понимаю. Вы были ему другом. Но откуда такая уверенность?
Читать дальше