Джон Карр - Убийство арабских ночей

– Думаю, это все. Кстати… вы собираетесь меня арестовать?

– Эта формальность, – сказал комиссар полиции, с интересом глядя на него, – доставила бы мне большое удовольствие.

Старик наклонился вперед; лицо его сияло неподдельной радостью.

– И вы собираетесь это сделать? – спросил он. – Отлично! Итак – кто из вас, джентльмены, хочет заключить со мной пари?

И снова его идиотское хихиканье словно окатило нас холодной водой. Он позволил себе расхохотаться.

Через три недели Большое жюри отвергло представленное обвинение.

Итак, Фелл, я подошел почти к концу своего повествования. Теперь вы поймете заявление, которое я сделал в самом начале. Никто не собирался бить себя в грудь, проклиная несправедливость или глубоко сожалея о гибели Пендерела, хотя кое-кто из нас счел это убийство серьезным укором в адрес тех, кто воспользовался склонностью Мириам Уэйд к розыгрышам. Но в целом вся эта история стала для нас серьезным ударом, который нельзя было спускать. Вы понимаете, в каком мы оказались положении.

Мы не могли привлечь к суду ни Маннеринга за убийство, ни Уэйда за лжесвидетельство. Мы не сомневались, что рассказ о пребывании Маннеринга в ресторане был сознательным враньем от начала до конца. Мы были убеждены в этом – и, судя по вашему кивку, Фелл, вы тоже в этом не сомневаетесь. Тем не менее, все наши упорные старания не смогли опровергнуть показания единственного свидетеля. (Кстати, именно тогда Джефф выдвинул против нас обвинение – будто бы мы пользовались методами допроса третьей степени, включая избиение кусками резинового шланга. Это было асболютной неправдой, и первый раз в жизни мне жутко захотелось пустить в ход именно отрезок резинового шланга.) Имея под рукой целый полк адвокатов, заботившихся, чтобы он не оговорился, старик прозрачно намекнул газетчикам, что в основе обвинения лежит лишь наше злобное желание скрыть свою некомпетентность и заставить общество поверить, что такое дело вообще существует.

Что же мы могли предпринять? Маннеринг был практически выведен из дела, и мы не могли сделать поворот «все вдруг» и выдвинуть обвинение против девушки, пусть мы и не сомневались в ее сопричастности. Кто бы ни был виновен, все дело держалось на Маннеринге. Мы были связаны по рукам и по ногам – и старик это прекрасно понимал. Этот каркающий шарлатан, который никогда в жизни не признавал своих ошибок, просто перехитрил нас и обвел вокруг пальца. Даже сэр Герберт, его старый друг, был глубоко раздосадован.

Вот поэтому мы и потратили целую ночь на разговоры. Не то чтобы мы были озабочены желанием обязательно привлечь к суду убийцу Пендерела, хотя и он был живым и чувствующим человеческим существом. Но это старое исчадие ада открыто хвастается, что запросто может взять закон к ногтю, а это уже неприятно. Нам пришлось обратиться к вам как к последней надежде – пусть и без особой веры в успех. Ведь вы, как и мы все, не сомневаетесь, что Маннеринг совершил убийство, а Уэйд пошел на лжесвидетельство. Но каким образом их можно загнать в угол?

Все это происходило более трех месяцев назад, и не осталось почти ничего, что можно было бы прибавить к нашим выводам. Мы продолжали внимательно следить за всеми участниками этой истории и знали, чем они занимаются. И вот что может заинтересовать вас. Через месяц после того, как Большое жюри отказалось направить дело в суд и шум вокруг него стих, Мириам и Маннеринг расстались. Скорее всего, по обоюдному согласию. Маннеринг отправился в Китай – на этот раз достаточно богатым человеком. С помощью тайных источников мы выяснили, что старик пополнил его счет чеком ровно на двадцать тысяч фунтов. Это вам о чем-то говорит?

Что же до остальных, то, в общем, у них все по-старому. Мы разобрались с миссис Рейли, хотя необходимость помогать старику не доставила никакого удовольствия. В музее Уэйда народу теперь больше, чем у мадам Тюссо; Пруэн остался ночным сторожем, а Холмс – помощником куратора. Бакстеру пришлось оставить дипломатическую службу из-за слишком бурного поведения во время расследования, но их маленькая компания сдружилась еще больше. У Джерри, Батлера и Гарриет Кирктон все так же, как и было в момент нашего расставания. Иллингуорд… ну, Иллингуорд на какое-то время обрел героический ореол.

Что касается Мириам, могу сказать лишь, что видел ее месяц назад, и она довольно легко переносит некоторый остракизм общества. Откровенно говоря, сейчас у нее настали куда лучшие времена. Я встретил ее в баре, куда зашел арестовать одного мошенника, и она сидела на высоком стуле у стойки – выглядела она блистательно и была еще красивее, чем раньше. Я спросил ее о Маннеринге, и она сказала, что в последнее время ничего о нем не слышала. Уходя, я задал ей вопрос: