Джон Карр - А потом – убийство!

Это немало удивило его. Но еще больше он удивился, когда, после первых нескольких секунд, в течение которых она испускала нечленораздельные звуки и пыталась отвернуться, Моника вдруг перестала сопротивляться и начала пылко отвечать ему. Она оказалась очень теплой; руки ее обвились вокруг его шеи. Так продолжалось довольно долго, перерыв случился внезапно.

– Послушай, – сказал он наконец, рассеянно отстраняясь и понимая, что словами всего не выразишь, – послушай, я хочу сказать, что люблю тебя.

– Ну так почему же ты так н-не скажешь?

– Какого дьявола! Всякий раз, как я пытаюсь тебе признаться, ты затыкаешь мне рот! Прошу прощения: неудачно подобрал слова. Я имею в виду, что…

– Билл Картрайт, ты когда-нибудь бываешь серьезным?

– Серьезным? – заревел он. Его шатало. – А сейчас я, по-твоему, шучу? Да я в жизни не был так серьезен! Я не шучу. Сейчас я даже не смог бы захихикать, если бы увидел, как Геринг поскользнулся на банановой кожуре при всех своих медалях и регалиях! Я совсем одурел. Я люблю тебя. Вопрос в том… может быть, случайно я тебе нравлюсь?

– Нет, я тебя ненавижу, – ответила Моника и тут же продемонстрировала ему свою ненависть.

– Я уже давно влюблен в тебя, – заявил Билл.

– С каких пор?

– Ну… давно.

– Да, но насколько давно? С каких пор?

– С тех пор, как увидел тебя в кабинете Тома.

– Хочешь сказать, с тех пор, как ты назвал мою книгу непотребной?

– Ангелочек, зачем вспоминать…

– Ты по-прежнему считаешь ее непотребной?

– Да.

– Возможно, так и есть, – мечтательно потянувшись, сказала Моника. – В конце концов, мне кажется, что так оно и есть. Но мне сейчас все равно.

Тут Билл, ослепленный истинной любовью, отбросил принципы прочь.

– Ничего подобного! – заявил он. – Книга неплохая, просто замечательная – я серьезно! И всякий, кто скажет, что она плохая, будет иметь дело со мной. Отличная вещь, Моника. Уж кому и знать, как не мне. Ведь я переделываю ее для кино.

– Билл, милый… Ты правда так считаешь?

– Да, – поклялся он и в тот момент начал сам себе верить. – Просто у нас с тобой все сразу пошло не так, а потом я не извинился. Я был в плохом настроении, как ты не понимаешь? Было время обеда; пообедал я плохо: кормили каким-то жутким блюдом – бараньи отбивные и ананас…

Он замолчал.

Реальность вторглась в мечты и напомнила о насущных проблемах. Реальность всегда начеку – она не позволяет до конца отвлечься.

Бараньи отбивные с ананасом напомнили ему о Тилли Парсонс, а Тилли Парсонс напомнила о том, о чем совсем не хотелось вспоминать. Сжимая Монику в объятиях, он бросил взгляд в сторону соседнего кабинета. На пороге стояла Тилли и смотрела на них.

– Дорогуша… – начала Тилли.

Голос у нее совсем сел. Похоже, она только что плакала.

Билл почувствовал, как Моника напряглась; от нее исходила волна подозрения, такая же ощутимая, как жар, которым было наполнено тело. Моника вырвалась из его объятий, отступила назад и запустила руку в растрепанные волосы.

Тилли сделала успокоительный жест.

– Не волнуйся, милочка, – не без горечи проговорила она. – Я не собираюсь тебя беспокоить. Мне осталось закончить последний эпизод, а потом я свободна. Вот только… у меня вышел весь «Честер», – с обидой продолжала она. – Кто-то всегда тащит у меня «Честерфилд». Не завалялось ли где случайно хорошей сигаретки, дорогуша?

– Извини. Хороших нет.

– Но я всегда их разбрасываю, милочка. Ты уверена, что их здесь нет?

– Совершенно уверена. У меня только те сигареты, которые курю я. Если хочешь, возьми.

– Но они же английские! Не могу курить английские сигареты. Билл… нет, ты куришь только трубку, – запричитала Тилли. – О господи! Ну ладно, думаю, это лучше, чем ничего. Мне надо покурить. Дорогуша, не возражаешь, если я возьму сигаретку?

– Пожалуйста. Бери.

Тилли подошла к столу. Она открыла красную кожаную шкатулку и взяла сигарету. Даже в тот момент, в момент сомнений и полной неуверенности, Билл Картрайт не мог не пожалеть ее. Тилли выглядела старой и побитой. Ее морщинистые руки дрожали.

– Слушай, Билл, – вдруг сказала Тилли. – Моника думает, будто я кое-что сделала. Судя по тому, как ты на меня смотришь, наверное, ты считаешь так же. Так вот, я не делала того, в чем меня подозревают. Нет, подожди! Я не собираюсь вам досаждать. – Она сунула сигарету в рот и поднесла к ней спичку. – Вы любите друг друга. Вы славные ребятки, и я рада за вас. Вот и все.

Она вышла из комнаты не без достоинства: закрыла за собой дверь, но не хлопнула ею. В голове у Билла все запуталось еще больше; сомнение все сильнее овладевало им. Моника подбежала к нему, и он положил руки ей на плечи.