Уолтер Саттертуэйт - Эскапада

— Точно? — спросила она.

Я улыбнулся. Думаю, то была отеческая улыбка, хотя могу ошибаться.

— Вам пора к себе, — сказал я.

Она наблюдала за мной. Подняла руку и провела указательным пальцем по моей руке, от запястья до костяшек пальцев. Слегка склонила голову набок.

— Американцы все такие благородные?

Я кивнул.

— Мы даем обет.

Кончик ее пальца был мягким и теплым. Кончик второго, присоединившегося к первому, тоже. И третьего. Она молча наблюдала за мной.

Мне надо было встать. Надо было отодвинуться. Я же убедил себя, что остался сидеть просто из любопытства. Когда-нибудь я, наверное, сумею убедить себя настолько, что продам сам себе Бруклинский мост.

— Пора спать, — сказал я.

— Вы, верно, думаете, — сказала она, — что я нимфоманка.

— Нимфоманка?

— Женщина, которая отчаянно…

— Я знаю, что это значит.

— У меня была подруга, Гвендолин, и все называли ее нимфоманкой. Ее отправили в сумасшедший дом. Она до смерти влюбилась в лакея в поместье своего отца. А я всегда считала, что она ни в чем не виновата. Питерс был просто душка, мы все были в него влюблены, все девчонки. Но родители потащили ее к семейному врачу, и он подписал бумаги, подтверждавшие, что она нимфоманка. Тут уж ничего не поделаешь. И ее заперли вместе с психами.

— Почему же ее родители просто не дали пинка лакею?

— Пинка? В смысле уволили? Ну, они, конечно, это сделали, сразу же. Но Гвендолин все равно сбежала с ним. Понимаете, она влюбилась до смерти. Потом ее поймали. И снова посадили к сумасшедшим.

— Не думаю, что какой-то лакей может сделать девушку нимфоманкой.

Она одобрительно кивнула.

— Лично я считаю, что нимфоманию, саму идею, придумали мужчины, а вы?

— Кто знает, — заметил я. — Вставайте, Сесилия, пора в кровать.

— Я уже в кровати, — заявила она. Улыбнулась и снова поморщилась. — Ох! — Ее пальцы слегка сжали мою руку. — У нас есть правило. Здесь, в Англии. Если у кого что болит, например подбородок, другой должен это место поцеловать. Чтобы перестало болеть, понимаете?

— У нас в Америке тоже есть правило. Не валяй дурака с дочкой хозяина.

Она состроила гримасу.

— Как с его лошадью или машиной. Знаете, я ведь не просто дочка. Не какой-нибудь предмет или часть недвижимости. Я личность, и у меня есть права. Я человек.

— Вижу.

— Ну вот. Так я имею право на поцелуй?

Она уже вполне вошла в роль. Я тоже. В этом-то вся штука.

— Ладно, — сказал я, — пошли.

Она убрала пальцы. Взяла с постели наручники и протянула мне, игриво поглядывал на меня через соединявшую их цепочку.

— Кто наденет первый, вы или я?

— Пойдемте, Сесилия.

Для человека, который только что был без сознания, она действовала очень быстро. Накинула один браслет мне на руку и защелкнула.

— Думаю, вы.

Я встал и отошел от кровати. Наручники болтались у меня на левом запястье.

— Ключ, Сесилия.

Она засмеялась. Легко так, музыкально. Сложила руки на груди, покачала головой. И самодовольно улыбнулась, как грабитель в банке в дождливый воскресный день.

Я сделал шаг к ней.

И тут раздался визг. Визжала женщина.

Трудно было сказать, откуда доносился этот крик. Ведь все стены каменные. В общем, не издалека.

Сесилия тоже услышала. Склонила голову набок. Самодовольную улыбку с ее лица как ветром сдуло. Она удивленно прислушивалась.

Снова крик, на этот раз громче. Долгий пронзительный вопль. Стоны.

— Дайте сюда ключ, Сесилия, — приказал я.

Сесилия наморщила лоб, рот у нее приоткрылся. Она закрыла его и опустила руку в карман халата. Нахмурилась. Взглянула на меня.

— Исчез. — Она порылась в кармане. — Нету! — В голосе прозвучали истерические нотки. — Он же был, я точно знаю, и вот исчез! — Она быстро оглядела комнату, потом повернула ко мне перекосившееся лицо.

Может, выпал из кармана, когда она рухнула на пол? Я осмотрел ковер, но ничего не нашел.

Крики смолкли. Я не знал, хорошо это или плохо. И снова выругался.

Прихватив наручники левой рукой, я сунул все вместе — руку с наручниками — в карман халата. В последний раз взглянул на Сесилию. Она ползала на четвереньках по кровати, хлопая по покрывалу ладонями и мотая головой из стороны в сторону. Я бросился к двери, рывком открыл ее и выскочил в холл.

В коридоре горели электрические лампы в бронзовых плафонах, развешенных вдоль каменных стен. У двери слева от меня стоял сэр Дэвид Мерридейл. Эта дверь вела в апартаменты госпожи Аллардайс и мисс Тернер. Как раз когда я вышел, он рванул дверь и исчез за нею. Я бегом кинулся к той же двери, прижимая к себе одну руку, ту, которую держал в кармане, так что бежал я довольно неуклюже.