Уолтер Саттертуэйт - Эскапада

Наш разговор прервал дворецкий — он привел двух новых гостей, и одним из них был знаменитый американский маг Гарри Гудини. Он ниже ростом, чем мне представлялось, но выглядит своеобразно и так и брызжет энергией. Безусловно, талантлив. «Достал» пятифунтовую банкноту из чайника Аллардайс (прелестный серебряный чайник с цветочной чеканкой, который кто-то из слуг принес, когда она заявила, что просто не может пить кофе). Господин Гудини подарил ей банкноту, что, понятно, привело ее в восторг. Ее привело бы в восторг и пенни, но откуда ему было это знать.

Второй гость был секретарь господина Гудини, высокий, смуглый американец по имени Бомон, который, как мне показалось, большую часть своего времени проводит, посмеиваясь над всем и вся. Он явно, правда, по непонятным мне причинам влюблен в себя. Как сэр Дэвид, только без плоских шуточек.

На этом пока все. Теперь попробую заснуть. Да и писать больше не о чем.

Сейчас я на цыпочках пройду мимо храпящей Аллардайс и брошу письмо в ящик в холле, затем на цыпочках же вернусь в свое уютное гнездышко. И, кто знает, может, во тьме ночной меня навестит призрак!

Я постучал.

— Кто там? — Голос Великого человека был еле слышен через толстую дубовую дверь.

— Бомон.

— Входите!

Великий человек лежал, распростершись, на покрывале лицом вверх, как будто свалился туда со скалы. Он был полностью одет, правая рука прикрывала глаза.

— В чем дело, Гарри? — спросил я.

— Мерзость, — сказал он. Хотя я и находился с ним в одной комнате, голос его все равно звучал слабо. — Мерзость. Никогда в жизни не слышал такой мерзости.

— Какой еще мерзости, Гарри?

Он снял руку с глаз. Сел и опустил ноги на пол.

— Вы слышали его, Фил? Этого вредного коротышку-немеца?

— А я думал, он австриец.

Гарри пожал плечами.

— Австриец или немец, какая разница? Вы слышали? Ребенок мечтает о том, чтобы обладать родной матерью! Своей матерью! — Он на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл. — Фил, если бы моя дорогая матушка была жива и слышала это, ее тут же хватил бы удар. Вы когда-нибудь слышали такую непристойность? Я боялся, меня вырвет.

— Ну, Гарри, — сказал я, — читали мы об этих психоаналитиках. По-моему, не стоит воспринимать их всерьез. У них полно всяких бредовых теорий.

Он покачал головой и уставился вдаль.

— А этот сэр Дэвид? Как только у него язык повернулся?

— Мне кажется, сэру Дэвиду нравится шокировать людей.

— Но так говорить о своей матери. — Он взглянул на меня и проникновенно сказал: — Фил, я действительно верю, что если ангел когда-либо сходил на землю, то не иначе как в обличье моей матушки.

Он уже это говорил, и не раз.

Мне думается, что именно смерть матери привела его к медиумам. Гарри искал такого медиума, которому можно было бы довериться, но поскольку он и сам много чего знал, то не мог доверять никому.

— Похоже, сэр Дэвид так про свою мамашу не думает, — заметил я.

Гарри резко встал.

— Мы уезжаем, Фил. Мы не можем оставаться среди этих людей.

Я прислонился к каменной стене и опустил руки в карманы.

— А как же сеанс? Он отмахнулся.

— Пусть проводят свой дурацкий сеанс без Гудини.

— Произведем плохое впечатление, — заметил я.

Он нахмурился.

— Что вы имеете в виду?

— Если вы сейчас уедете, то признаете свое поражение.

Он выпрямился во весь рост.

— Гудини никогда не признает поражения.

— Этот медиум, мадам Созострис, будет всем говорить, что вы дали деру, потому как не сумели вывести ее на чистую воду.

Он фыркнул.

— Знаменитая мадам Созострис. Где же она? Опаздывает.

— Тем хуже. Вы даже не стали ее дожидаться.

Он сморщился и задумчиво прикусил нижнюю губу. Повернулся и направился к окну. Заложил руки за спину и обхватил левую кисть правой. Уставился в окно.

Может, он в него и не смотрел. Все равно, кроме тьмы, там ничего не было видно. Может, он любовался своим отражением.

— Почему бы их просто не замечать? — предложил я. — У вас весь мир в кармане, Гарри. В понедельник вы уже не увидите эту парочку.

— Мерзкие паразиты, — сказал Гарри. Он все еще смотрел в окно.

— А как насчет Конан Дойла? — спросил я. — Разве он вам не друг? Представляете, как он расстроится, если вас не застанет?

О чем я забыл упомянуть, так это о том, что лично мне выполнять свою работу в деревне было бы куда проще, чем в Лондоне.

Я также умолчал, что если мы уедем сейчас, то придется всю ночь сидеть за рулем, а я слишком устал и слишком любил жизнь, чтобы пустить за руль его.