Ирвин Уэлш - Преступление

Рэй Леннокс вспоминает фотографию, что родители Труди держат на камине. Труди там совсем малышка. К сердцу поднимается теплая волна. Труди — единственное дитя; единственный шанс родителей не кануть в безвестность. Что, если бы все было…

Очередной укол тревоги.

— Труди, ты же знаешь, я тебя никому в обиду не дам. Ты мне веришь? — с отчаянной настойчивостью спрашивает Леннокс.

В расширенных глазах Труди — пафос героини мыльной оперы.

— По-твоему, она хорошенькая, да? Не отпирайся, Рэй, за милю видно, что ты к ней неровно дышишь.

Труди резко поворачивается к Ленноксу. Она в облегающем коричневом свитере в поперечную полоску, на небольших острых грудях каждая полоска образует волну. Когда-то (несколько недель назад) этот резкий поворот и эти волны Леннокса возбуждали.

«Она хочет быть идеальной невестой. Бедняжка Бритни Хэмил, наверно, тоже хотела».

Леннокс обнимает Труди, прижимает к себе, вдыхает ее парфюм, запах ее шампуня. Чувствует удушье. Будто в горле застряло инородное тело. Голос у Леннокса такой слабый, что Труди, пожалуй, его и не слышит.

— Труди, я люблю тебя… Я…

Она изворачивается, высвобождается из объятий, отталкивает Леннокса. Впервые за время полета смотрит ему в глаза.

— Что не так, Рэй? Что?

— Дело, которое я вел… о похищении маленькой девочки…

Труди резко встряхивает головой, Труди поспешно прикладывает пальчик к его губам.

— Рэй, никаких разговоров о работе. Ты ведь обещал. Ты должен был оставить проблемы дома. Мы же все распланировали. Тебе и Боб Тоул то же самое сказал. Вот его слова, если я правильно помню: даже не думай о работе. Не думай. Отдыхай. Все оставь в Шотландии. Наша цель — улететь от проблем и как следует спланировать свадьбу. А ты опять пьешь, хотя и знаешь, как я к этому отношусь, — выдает Труди на одном затянувшемся выдохе, тон становится сварливым. — Но ты этого хотел, а я согласилась. Дура потому что. Расслабляйся. В конце концов, у тебя транквилизаторы с собой.

Леннокс отмечает, что Труди говорит по-американски: «оставить проблемы», «улететь от проблем». Оба клише стучат у него в висках. Оставить. Улететь.

Куда?

Куда улетает душа, оставив проблемы?

Появляется стюардесса с напитками. Труди просит белое вино. Шардоне. Леннокс берет две «Кровавые Мэри».

Труди откидывается в кресле. Головка ее клонится к плечу. Голосок воркующий, напевный.

— В наше время любай работа связана со стрессом. Поэтому надо учиться оставлять проблемы за бортом.

«Опять!»

— Мы целых две недели проведем на море, на песчаных пляжах, под солнцем… Это же здорово! — Труди толкает Леннокса локотком, надувает губки. — Рэй, я тебе по-прежнему нравлюсь! — И снова проделывает трюк с резким поворотом.

— Конечно, нравишься. — У Леннокса в груди и в горле спазм. Его гортань не шире соломинки. Он в ловушке; прижат к иллюминатору, слишком маленькому, чтобы вырваться в небо, чтобы забыться. Леннокс смотрит на свою искалеченную, забинтованную правую руку — мешок поломанных костяшек, фаланг и пястных костей. Сколько еще кальция придется искрошить, сколько времени понадобится, чтобы в попытках пробить дыру в этом вот самолете оба кулака стали бесформенной массой? Между Ленноксом и проходом сидит Труди, рядом с Труди — пожилая женщина. Черты лица у нее резкие, тело усохшее, руки костлявые. Должно быть, ровесница его матери. Леннокс вдыхает грязный, сухой, многократно прокондиционированный самолетный воздух.

У пожилой женщины кожа цвета плавленой пластмассы. Впечатление, будто кондиционеры ее окончательно иссушили. Вдобавок у нее возрастные пигментные пятна оранжеватого оттенка. Интересно, на сколько часов можно состариться за время восьмичасового перелета. Не надо говорить Труди, что с собой у него не более полудюжины таблеток; не надо говорить, что в Майами он намерен с них слезть.

Голос у Труди упавший.

— Рэй, если хочешь, я это сделаю. Если таково твое истинное желание…

Леннокс подносит к губам пластиковый стаканчик и цедит водку. Рука его дрожит. Дрожь передается телу. Сколько еще понадобится таких вот смехотворно маленьких стаканчиков, чтобы заставить отступить, чтобы унять дрожь?

— Дело в том… — выдавливает Леннокс.

— … Потому что я, Рэй, хочу доставить тебе удовольствие именно такого рода, правда хочу, — молит Труди, пожалуй, не сколько громче, чем позволительно — в баре аэропорта она выпила пару коктейлей, да еще шардоне, да самолет набирает высоту. Труди оборачивается к соседке, женщины — молодая и старая — обмениваются сахариновыми улыбками, потом приветствиями.