— Здесь?
— Здесь!
— В таком случае, хотел бы повидать его, — попросил Шерлок Холмс. Нат Пинкертон пожал плечами.
— Если угодно! — произнес он, и едва заметная улыбка скользнула по его губам.
— В таком случае, пойдемте, дорогой Ватсон! Жандарм нас проводит, — сказал Холмс, обращаясь ко мне.
Он вежливо раскланялся с американцем и мы вышли из буфетного зала.
Подозвав жандарма, Шерлок Холмс показал ему свое удостоверение и попросил проводить нас к месту предварительного заключения Авсеенки.
Жандарм беспрекословно исполнил его требование.
Мы вышли со станции, прошли в поселок и вскоре очутились перед местным волостным правлением. В этом доме было арестное отделение и Шерлок Холмс прямо прошел туда.
По приказанию жандарма, стражник отпер камеру, в которой содержался сторож.
Мы вошли.
Авсеенко, невзрачный, вихрастый мужиченко, сидел в углу на скамейке.
Голова его была низко опущена, руки сжимали одна другую.
И весь его вид представлял картину величайшего уныния.
На грохот двери он поднял голову.
И вдруг робко поднялся с места.
— Ты Авсеенко? — спросил его Холмс.
— Так точно! — хрипло ответил сторож.
— Ну, так вот что, Авсеенко! — заговорил Холмс. — Как же это ты, с таким честным лицом, и вдруг пошел на такое пакостное дело?
Сторож вдруг бултыхнулся на колени.
— Батюшка, спаси! — завопил он.
— Как спасти? — строго спросил Холмс.
— Не виноват я! Не брал я никаких денег! — душу надрывающим воплем разразился сторож.
— Встань! — приказал Холмс.
Он повиновался.
— Ведь улики против тебя? — сказал Холмс.
— Выслушай меня, барин! — простонал Авсеенко.
— В чем дело?
— Сделай милость, выслушай!
— Ну, говори.
Сторож несколько минут собирался с мыслями.
Он переминался с ноги на ногу.
Чесал в затылке.
Мычал.
И, наконец, довольно сбивчиво заговорил.
— Был я в этот проклятый день дежурным…
— По вокзалу? — спросил Холмс.
— Да. Поезд, значит, отправили, а мне домой понадобилось…
— Зачем? — спросил Холмс.
— Брат ко мне из деревни приехал. Ну, думаю, до следующего поезда еще три с лишним часа… Делать нечего в пустом вокзале, дай, думаю, пробегу.
Он сопнул носом и продолжал.
— Прихожу домой, а брат уж и водочки с закуской приготовил. Я пью мало. Хмелею я быстро! Стал было отказываться, а он уговаривает.
Авсеенко тряхнул головой.
— Ну, не выдержал и выпил! Сперва одну рюмку, потом другую, ну, и пошла писать.
— И нализался?
— То-то! Напился и заснул.
— А на станцию пьяный ходил?
— Нет, не ходил, барин!
— Как же, говорят, что видели тебя!
— Врут, барин, врут, — застонал мужиченко слезливо. — Все на меня наврали! Опутали меня кругом словно темным лесом, а я из него и выбраться никак не могу!
— Ну, ну, говори дальше! — серьезно произнес Холмс.
— Да что же говорить-то?
— Все, что было!
— Заснул значит я, вдруг слышу, будят. Вскочил — гляжу, жандарм и этот сыщик высокий…
— И тебя арестовали?
— Связали и повели.
Авсеенко махнул безнадежно рукой и договорил:
— Стали допрашивать! А что я скажу? Мне говорят, что я ограбил, а я отродясь чужой копейки не брал! Как же это так?
Физиономия Авсеенки выражала такую неподдельную искренность, что положительно невозможно было поверить, что этот человек был грабитель.
Видимо, и Холмс думал то же самое.
И когда он задал ему следующий вопрос, голос его звучал мягко и ласково.
— У тебя одни сапоги?
— Одни-с! — ответил, недоумевая, сторож.
— А старые?
— Старые уже давно продал.
— Кому?
— Татарину. Махметка тут ходит к нам, старыми вещами торгует.
— А давно ты ему их продал?
— Да с месяц тому назад!
— И не врешь?
— Чего же мне врать-то? — с недоумением и некоторой обидчивостью произнес сторож. — Я, барин, в жисть свою никогда не врал, так и теперь врать не буду. Да коли хотите, то и спросить можете! Он тут неподалече в крайней избе живет и всех нас знает.
— А ну-ка, сними свои сапоги! — приказал Холмс.
Авсеенко разулся и протянул свои сапоги Шерлоку Холмсу.
Внимательно осмотрев их, Холмс произнес:
— Подковки-то целы!
— Целы, батюшка, целы!
— Ну, а теперь покажи мне руки.
— Чего? — не понял мужик.
— Руки покажи!
Авсеенко протянул Холмсу свои грубые, покрытые мозолями руки.
Одну за другой Холмс осмотрел их до локтя.
Но и этот осмотр не удовлетворил его.
— Разденься-ка, братец мой, совсем, догола! — приказал он сторожу. Тот снял, ни слова не говоря, рубаху, потом сапоги, штаны и портянки и через несколько минут он стоял перед нами в костюме праотца Адама.
Читать дальше