Герчо Атанасов - Операция «Сближение»

Пока он открывал входную дверь, послышался голос Петранки, унаследовавшей от него светлые глаза, а от матери – каштановые волосы и острый язык: па-пан, услышала тебя еще из ванной. Сколько раз повернул ключ?.. Три раза, ответил Никола, передавая ей полные авоськи. Петранка выгнула свой молодой стан и порывисто чмокнула его в висок. А я опять насчитала четыре. Ты не обижаешься?

Он обижался, хотя уже свыкся с упреками и шутками по поводу своей медлительности, которые ему приходилось выслушивать ото всех, начиная с жены – Жечки и Петранки и кончая начальством.

Эта медлительность досталась ему в наследство по материнской линии, чей род получил прозвище Ежиковых. Никола помнил своего деда Стоила. То был человек-скала – рассудительный, но медлительный донельзя. Ходил он враскачку, как говаривали в селе: шаг одной ногой, передышка, шаг другой. А в это время работала его голова, мысль текла неторопливая, но веская, как он сам. Дед Стоил побывал на двух войнах, палил из пушки, короткоствольной гаубицы, которая – это он сам рассказывал – гремела в два раза реже соседних по позиции, но все с точным попаданием, так что счет был равный. Однажды, рассказывал, башку нам заморочили, мы и отстали, а как добрались до позиций, сражение уже кончилось. Мы-таки пальнули в воздух для порядку да случайно и накрыли противника, тут завязался новый бой, удивлению конца и краю не было: кто, откуда ведет пальбу…

Поутру, перед тем как запрячь коней, дед Стоил по меньшей мере раз двадцать обходил двор – от печей к хлеву, оттуда на сеновал, заглянет под навес, потом опять в хлев, и пошло-поехало по кругу – погреб, амбар, снова хлев, печи, нужник, чешма [3]и так далее. Пока, наконец, не нагружал телегу, запрягал лошадей и под нервный зудеж бабы Боряны не огревал кнутом конские спины: эге-гей…

В поле выбирался на час позже всех остальных, соседи уже пахали или жали, но дед Стоил не больно тревожился: он знал, что его плуг уходит в землю чуток глубже, чем у других, что снопы у него тяжелее соседских и что пшеница погуще и почище. Эх, конечно, было так не всегда и не во всем. В селе были и такие хозяева, с которыми он мог состязаться, да не хотел. Я, говаривал, с ними тягаться не намерен, они бегут наперегонки со временем. А вот болтунов я своими ежовыми шажками обставлю без труда…

Дед, а дед, спрашивал маленький Никола, а верно, что нас прозвали Ежиковыми?.. А коли и верно, мой мальчик, что в том плохого? Еж хоть и неуклюж и медлителен, а ловит змей и ласок прихватывает, потому как тут, и он стучал пальцем по лбу, у него прыткий ум, дедово наследство… И он нежно опускал свою тяжелую ладонь на детское плечо: что ни говори, а любил он своего неторопкого внука, как он ласково величал Николу – люди мы с тобой степенные, Кольчо, и пугаться того не стоит, жизнь всему научит, а спешка нам ни к чему. Скорый поспех – людям на смех, известно тебе?..

Дед Стоил неторопливо скручивал цигарку, выбирал подходящую спичку и только тогда чиркал ею. Какой бы ветер ни дул, какой бы проливной дождь ни валил, всегда прикуривал от первой, единственной. Да и на тот свет он отправился не спеша, казалось, смерть задержалась у какого-то другого Стоила, а старик переполз через восьмидесятилетний рубеж, уже больной и изможденный, но не сдававший своих позиций. Вот, кряхтел он с лукавой гримасой, и костлявая тоже ко мне не торопится, дает подготовиться к тому свету, а где он и как там – поди-знай, эхе-хе… Ноги уж не держат, чую, что к полуночи постучусь во врата святого Петра…

– Что с тобой, ты не болен? – оторвала его от раздумий появившаяся в прихожей Петранка.

Никола с благодарностью поглядел на дочку – лишь голос любящего человека может звучать с такой неподдельной тревогой. И они отправились на кухню готовить ужин. Никола занялся горнооряховской лютеницей. В соответствии с послевоенными строительными нормами кухня была просторной, всему нашлось место, даже удалось впихнуть сюда кушетку – райское место для отдыха, пропитанное домашними запахами стряпни, приправ и свежих фруктов. Оба они любили эти часы, когда в домашней суете завязывался разговор. Петранка рассказывала о событиях минувшего дня, Никола слушал и скупо вставлял реплики. Он редко расслаблялся и вдавался в подробности, связанные c его работой, людскими характерами и поведением, которые не встретишь каждый день. Постепенно, со взрослением, Петранка стала реже задавать свои сугубо „женские" вопросы, отдавая предпочтение другим, которые она не без добродушной иронии называла „мужскими". Причиной тому была ее учеба, дружба с одним пареньком и общение с отцовской библиотекой.