Элен Макклой - Удар из Зазеркалья

Фостина настолько увлеклась разговором, что, закурив, забыла предложить Гизеле.

— Арлина мне не дерзила, не дулась на меня, просто она была какой-то рассеянной. Казалось, вся ушла в себя. Выслушав мои упреки, она что-то промямлила. По ее словам, она и понятия не имела, что плохо убирает в моей комнате, обещала исправиться в будущем. Но все осталось по-прежнему. В тот вечер, помню, она всячески избегала меня, словно боялась. Но это же глупо. Как можно опасаться такого книжного червя, как я?

— У тебя вызывает подозрение только поведение Арлины?

— Нет, не только. Почему-то все меня старательно избегают.

— И я тоже?

— Ах Гизела, честное слово, ты — единственное исключение. Стоит мне попросить других учителей посидеть со мной за чашкой чая в здешней деревне или за коктейлем в Нью-Йорке, все они неизменно отвечают отказом. И такое случалось не раз и не два, это происходит постоянно. Все отказывают. Все, кроме тебя. И делают это как-то неловко, словно я перед ними в чем-то провинилась. Неделю назад, находясь в Нью-Йорке, я столкнулась на 5-й авеню с Алисой Айтчисон, как раз напротив библиотеки. Но она… отвернулась в сторону, притворившись, что не видит меня. Конечно, она меня видела. Ее притворство было очевидно. Потом девочки из моего класса…

— Они тебя не слушаются?

— Нет, дело не в этом. Они выполняют все, что я требую. Задают мне вполне разумные вопросы по поводу своих уроков. Но…

— Что но?

— Гизела, они не спускают с меня глаз.

Гизела рассмеялась.

— А я бы не возражала, если бы они не спускали с меня глаз, особенно когда я им объясняю что-то на доске.

— Но они глядят на меня в упор не только когда я им что-то показываю или объясняю, — уточнила Фостина, — они постоянно не спускают с меня глаз. Все время. И в классе, и в коридоре. Согласись, в этом есть что-то… противоестественное.

— Особенно в классе!

— Да ты не смейся, — возмутилась Фостина. — Вес это очень серьезно. Они все время следят за мной, прислушиваются. Кроме того, иногда у меня возникает странное ощущение… что следят они не только за мной.

— Ничего не понимаю.

— Я не могу объяснить тебе этого, так как сама ни черта не понимаю, но… — голос Фостины сник. — Они следят за мной, прислушиваются ко мне так, словно ожидают, что вот-вот что-то произойдет. Что-то мне неизвестное.

— Может, они ожидают, когда ты упадешь в обморок или с тобой приключится истерика?

— Может быть. Не знаю. Что-то вроде этого. Только такого со мной в жизни не случалось… Но и это еще не все. Во-первых, они ужасно вежливы со мной. Во-вторых, когда я сталкиваюсь с ними в коридоре или холле, в глазах у них мелькает какое-то любопытное всепонимающее выражение. Как будто им обо мне известно больше, чем мне самой. И все они непременно начинают хихикать за моей спиной. Поверь, это не обычное для школьниц зубоскальство, а какой-то нервный смешок, который может запросто перейти в смертельный испуг либо просто в истерику.

— Это и имела в виду миссис Лайтфут, когда предложила тебе уехать?

— Вначале она была со мной холодна, но потом мне показалось, что она даже мне сочувствует.

Гизела кисло улыбнулась:

— Это самое любопытное из всего, что ты рассказала. Миссис Лайтфут, по-моему, жестокая эгоистка.

— Вероятно, у нее есть какие-то причины для такого поступка, — продолжала свой рассказ Фостина. — Ведь школе придется выплатить мне деньги вперед за шесть месяцев, если они увольняют меня раньше завершения учебного семестра. Я уже не говорю об утрате довольно квалифицированного преподавателя по искусству, которому в это время не так просто подыскать замену. Но при всем этом она оставалась непреклонной. Я даже не могу рассчитывать на ее рекомендацию, если начну поиски работы в другом месте.

— Тебе должны объяснить причину увольнения, это твое право, — возразила Гизела. — Почему тебе не обратиться к адвокату. Пусть он поговорит с ней.

— Нет, я так не могу. Из этого ничего хорошего не выйдет. Какая школа в округе осмелится взять преподавателя, который бежит к своему адвокату при первом признаке надвигающейся беды?

— Да, она действительно приперла тебя к стенке… — Гизела вздохнула и оперлась спиной на подушку. Но опора оказалась слишком жесткой. Гизела отодвинулась, и подушка скосилась на сторону. Она попыталась распрямить ее, но в этот момент заметила под ней корешок книги, старинной книги в кожаном переплете с золотым тиснением и с изъеденными краями.

— Ах прости, — торопливо сказала Фостина и, выхватив книгу, прижала ее, словно младенца, обеими руками к груди. Гизела не разглядела ее названия.