Франк Хеллер: Доктор Z

Выйдя на улицу с такими сведениями, три разведчика расстались. Поверенный страхового общества передал дело в руки комиссара Хроота и отправился домой; комиссар пошел обследовать по очереди кабаки, которые ему указали, а доктор Циммертюр повернул к погребку Белдемакера.

— Это дело перестало интересовать вас?

— Вовсе нет, милый Хроот, но я составил уже себе теорию.

— И потому вы считаете дальнейшее расследование излишним?

— Да.

— Что же это за теория?

— Могу сейчас же рассказать вам ее. Вы читали письма Ибсена?

— Нет.

— В них говорится только об экономике. Он ввел экономический императив в отношения между поэтами и издателями. И все шло хорошо. Но когда издатель начинает… Так, значит, я иду в погребок.

Комиссар в недоумении посмотрел на него.

— Может быть, вы несколько поясните ваши слова?

— Нет, моя теория может оказаться ошибочной, и если бы я помешал вашим поискам, я мог бы нарушить ход правосудия. Мы встретимся с вами в погребке.

Так они и сделали. Часов около семи вечера Хроот застал своего приятеля за полбутылкой вина, а две бутылки были выпиты раньше, о чем свидетельствовали две свинцовые шапочки.

— Вы пришли вовремя, — сказал доктор, — так как это вино действительно возбуждает большой аппетит. — Если вы еще не нашли его, приглашаю вас пообедать со мной.

— Спасибо, — угрюмо ответил комиссар. — Ничего не имею против.

— А после обеда, — продолжал доктор, — мне будет очень приятно показать вам такое место, которого вы наверняка никогда не видели.

— Ну а как с вашей теорией?

— Вот там-то мы ее и обсудим!

Хрооту не удалось ничего больше выудить из своего приятеля, лицо которого сияло, как только что отчеканенная десятигульденовая монета. Они отобедали в «Трианоне», а после обеда поехали в автомобиле, причем доктор на ухо шепнул шоферу адрес. Оказалось, что таким необычным местом было не что иное, как королевский дворец.

— Вы хотите представить меня ко двору? — недоверчиво спросил комиссар. — Или просто издеваетесь надо мной?

— Подождите немножко, подождите, — успокаивающе сказал ученый и повел его мимо дворцового фасада через маленькие ворота, соединяющие Ниюве Форбюрхвал и Ниюве Дейк. Он остановился у старинного дома в одном из самых узких переулков, вошел в дверь, которая была не заперта, и показал путь вниз в погреб.

— Вот здесь, если не ошибаюсь.

— Разве вы никогда не бывали тут раньше?

— Нет, мне только говорили об этом месте.

— А что тут такое?

— Сейчас увидите.

— Есть у него какое-нибудь название?

— Даже очень замечательное — «Желтая лихорадка».

Доктор открыл дверь и потянул за собой комиссара. Хроот невольно вскрикнул.

Он очутился в подвале со сводами, подпираемыми толстыми столбами. На стенах, естественно сочившихся сыростью, были намалеваны в стиле самого крайнего экспрессионизма целые полчища водных обитателей — угри, стенные клещи, водяные пауки и тому подобное. Здесь же было изображено, чем питались все эти твари. Посетителями были владельцы художественных магазинов, комиссионеры и издатели. Столбы разделяли все помещение на своего рода «пещеры». В одну из таких «пещер», у входа в которую извивался пучок огромных щупальцев каракатицы, доктор ввел своего спутника, предварительно бросив осторожный взгляд в другие «пещеры».

— Да что же это за место? — спросил Хроот.

В сущности, это было в высшей степени банальное заведение. Несколько неудовлетворенных последователей Ван Гога пожелали иметь такое пристанище в Амстердаме, где они чувствовали бы себя как дома, и вот они сляпали это в стиле лучших парижских образцов. Здесь собираются для того, чтобы проклинать климат, который символически изображен на стенах, проклинать владельцев художественных магазинов и всех других художников. Здесь встречаются с писателями, которые приходят сюда для того, чтобы проклинать других писателей, издателей и климат. Посмотрите-ка на здешних официантов!.. Дайте-ка нам бутылочку белого бургонского!

Кельнер в одежде, похожей на костюм водолаза, принял заказ. Некоторое время комиссар осматривал ресторан, но затем постепенно начал нервничать.

— Для чего мы, собственно, здесь? — нетерпеливо спросил он. — Местечко здесь веселенькое, но у меня найдется другое дело, кроме…

— «Наше время не его время», — ответил доктор. — Но я допустил бы большую промашку, если бы сегодня вечером «наши пути не были его путями».

— Чьи? Портальса? В чем другом, а в том, что он при данном положении дела постарался улепетнуть за границу, — в этом я готов поклясться!