Франк Хеллер: Доктор Z

— Довольно! — закричал антиквар, пылая обидой. — Сколько стоит консультация? Я предполагаю, что она не бесплатная!

Доктор указал на кусочек картона с обозначением цен.

— Тридцать гульденов? Покорно благодарю! Тридцать гульденов за недопустимые намеки… тридцать гульденов за объяснение, которое… Никогда не слыхал ничего подобного! Я честный купец, и я…

Он порылся в бумажнике, заплатил и исчез.

На этот раз он совсем забыл затворить за собой дверь. Доктор Циммертюр опять показал свой бледный профиль в дверях приемной:

— Следующий!

В тот же вечер в антикварную лавку на Пийльстег зашел пожилой, приличного вида господин. Старинного устройства звонок нарушил тишину лавки, и владелец ее с совершенно обезумевшим взглядом опрометью выбежал из задней комнаты. По его туалету было видно, что он только что отдыхал после обеда. Покупатель был настолько воспитан, что не обратил внимания на его внешность. Он начал осматривать витрины и через несколько минут нашел, что время для начала разговора назрело.

— У вас очень разнообразная торговля, — начал он. — Монеты, картины, фарфор… поистине вы можете сказать, как Теренций: ничто человеческое мне не чуждо.

— Сколько времени этот проклятый сон будет мучить меня? — бормотал про себя антиквар. — Вы нашли то, что вам нужно?

— Да, кое-что нашел, — отвечал покупатель, удивленный обращением господина Хейвелинка. — Кое-что.

— Вот как? — Антиквар завязал брови узлом. — Я беру на себя смелость уверить вас, что мой магазин…

— Ваш магазин исключительный, — успокоил его покупатель. — Но именно потому, что выбор у вас так богат, я и испытываю еще большее разочарование. Я надеялся найти у вас одну определенную вещь, которую давно разыскиваю.

— Что это такое? — спросил господин Хейвелинк. — Если только она имеется, я достану ее в течение одного месяца.

— Не обещайте слишком много! — посоветовал покупатель с легкой улыбкой. — Это флорентийское двойное скудо времен Савонаролы, его я и разыскиваю повсюду.

В глазах антиквара появилось выражение неподдельного почтения.

— Двойное скудо Савонаролы! — повторил он. — Да, они попадаются не каждый день. Был у меня как-то один экземпляр, но это было давно. Во всем мире вряд ли их найдется две дюжины.

— Насколько известно, нет, — согласился незнакомец. — До своего сожжения Савонарола не успел выпустить в оборот много денег. Он был монах, он хотел, чтобы Флоренция непосредственно управлялась Провидением, а деньги — это в лучшем случае неизбежное зло для государства, не принадлежащего к этому миру.

Господин Хейвелинк перелистывал каталог, не слушая его.

— Тысяча четыреста гульденов! — пробормотал он, опустив нижнюю челюсть. — Вот не думал!

— Неужели тысяча четыреста гульденов — так много для двойного скудо Савонаролы! — воскликнул с удивлением покупатель. — Не понимаю вас. Подумайте о том, как ничтожно предложение. Кроме того, ваш каталог устарел. Кажется, последняя цена — тысяча восемьсот гульденов, а я должен сказать, что с радостью отдал бы за него в любой момент и две тысячи пятьсот. Сколько с меня за эти мелочи?

Господин Хейвелинк с трудом сосредоточился, чтобы подсчитать, сколько стоили римские монеты, купленные незнакомцем.

— Восемьдесят пять гульденов, — проговорил он голосом, молящим о прощении за ничтожество суммы. На самом деле это была только удвоенная сумма стоимости монет. — Куда прикажете послать?

— Восемьдесят пять? Пожалуйста! Благодарю вас, пошлите их, пожалуйста, в «Европейскую гостиницу». Вот моя карточка. А если вы случайно наткнетесь на двойное скудо — я говорю: «случайно», — то вы знаете, где я живу.

Он ушел с улыбкой изысканной вежливости. Господин Хейвелинк проводил его, склонившись, до самой двери, ибо покупатель, который не торгуется, прекрасная и редкая птица в антикварном деле. А вечером сам занес небольшой пакет в «Европейскую гостиницу». Генеральный директор Себастиан Халльман, Стокгольм? Как же, генеральный директор живет в гостинице и пробудет здесь еще целый месяц.

Полтора миллиарда человек дышали, каждый, в среднем, двумя легкими; самые необычайные питательные вещества питали их материальное «я»; самые необычайные мысли питали их нематериальное «я». А на Хееренграхт в Амстердаме доктор Циммертюр старался разгадать те их мысли, которые казались им странными и тревожными и мешали в их борьбе за существование с полутора миллиардами со-человеков.