Саймон Толкиен - Последний свидетель

— И это «кое-что», Мэтью, было не чем иным, как пресс-папье, я угадал? Довольно увесистая вещица.

— Подождите, не отвечайте на этот вопрос, Мэтью, — перебил их судья. — Откуда вы взяли эту информацию, мистер Ламберт?

— Из письма директора школы, посланного отцу Томаса Робинсона вскоре после случившегося, ваша честь. Могу позже представить это вещественное доказательство, если свидетель станет отрицать.

— Но какое отношение имеет это к нашему процессу?

— Это имеет прямое отношение к надежности показаний нашего свидетеля, ваша честь.

— Хорошо. Только прошу, все же не слишком отклоняйтесь от темы, мистер Ламберт. И не забывайте о возрасте свидетеля. Я не потерплю давления на несовершеннолетнего.

— Я и не думал оказывать на него давления, ваша честь.

— Хорошо, однако помните об этом. Не слишком увлекайтесь. А теперь, Мэтью, отвечайте. Мистер Ламберт спрашивал вас о пресс-папье.

— Да, это было пресс-папье, — ответил паренек.

— Вы взяли его из кабинета, Мэтью? — спросил Ламберт.

— Нет, сэр, не я. Том.

— Понятно. Примерно та же ситуация, что и в Лондоне. А вы чем занимались?

— Стоял на шухере, пока он заходил в кабинет. А тут, как назло, проходит мимо секретарша директора. И спрашивает, что это я здесь делаю.

— Не иначе, как миссис Брэдшо?

Мэтью кивнул. Он перестал нервно сглатывать слюну и снова заговорил торопливо, точно наверстывая упущенное. Точно хотел поскорее избавиться от постыдных воспоминаний тех дней.

— Она спросила, что это я здесь делаю, и я сказал, что дожидаюсь Старину Чердачника. Хочу с ним поговорить.

— Кто такой Старина Чердачник?

— Ой, извиняюсь. Директора. Просто у него такое прозвище.

— А настоящее имя мистер Лофтхаус [4] Lofthouse — в переводе с английского «чердак». . Я прав?

— Да. К тому же он такой высоченный… — Тут Мэтью не сдержался и захихикал.

— Так получается, вы солгали миссис Брэдшо, сказав, что дожидаетесь там директора. Вы это признаете?

Мальчик кивнул.

— Так это, да или нет, Мэтью? Произнесите вслух, для записи. Ибо магнитофон еще не научился записывать, а затем воспроизводить кивки.

— Да.

— Благодарю вас. И что же сделала миссис Брэдшо, когда вы выдали ей этот лживый ответ?

— Она мне не поверила. Уж не знаю, почему.

— Возможно, потому, что вы не слишком умелый лжец, Мэтью.

— Мистер Ламберт, — сурово заметил судья. — Я ведь вас уже предупреждал. Дайте свидетелю возможность спокойно излагать события, не перебивайте его. Можете продолжать, Мэтью. Расскажите нам, что сделала миссис Брэдшо.

— Она вошла в кабинет, увидела там Тома и тут же позвала директора. А он заставил нас вывернуть карманы, ну и нашел это самое пресс-папье. Оно была в кармане у Тома.

— Так получается, он его украл? — спросил Майлз.

— Да нет. Мы же собирались потом его вернуть. Я ведь уже говорил, — обиженным тоном заметил Мэтью. — И Чердачник, он нам поверил. И поэтому только написал родителям, а из школы исключать не стал. Вообще он очень даже неплохой человек, сэр.

— Да уж, определенно, — согласился с ним Майлз. — А теперь я задам вам еще несколько вопросов, Мэтью. И первым будет следующий. Вы обсуждали с Томасом Робинсоном ваши показания в суде?

— Ну, об этом деле в школе вообще много говорили. Все говорили.

— Вы рассказывали кому-нибудь, что говорили тогда в гостиной Грета, Томас и сэр Питер?

— Да, наверное.

— Повторяли этот разговор слово в слово?

— Нет. Слово в слово — это вряд ли.

— Ну а как насчет Гретиных слов: «Дай сюда. Он мой». Вы об этом говорили?

— Не знаю, не помню. Возможно.

— Возможно… — задумчиво протянул в ответ Майлз и вдруг открыл по Мэтью Барну огонь из всех орудий. — Да ничего не возможно, Мэтью, а вполне даже определенно! Грета никогда этого не говорила. Томас Робинсон велел вам приписать ей эти слова, когда вы будете давать показания в суде. И вы сделали это, хотя прекрасно знали, что это неправда. Вы лжец, Мэтью. Вы лжете и вводите тем самым в заблуждение присяжных!

— Да нет, ничего подобного. Клянусь, я не лжец, — пролепетал Мэтью Барн со слезами на глазах. Но Майлз Ламберт уже опустился на свое место, и на раскрасневшейся его физиономии сияла довольная улыбка.

Констебль Хьюз появился в зале суда при полном параде, в полицейской униформе, если не считать головного убора, который он снял и держал в руках, давая показания. Время от времени он начинал вертеть его в руках, словно пытался почерпнуть вдохновение, скрытое где-то под полями.