Смешно, до чего трудно ей было признаться в этом. В конце концов, Эдвин действительно ее кузен. Она вправе была у него попросить. И, кроме того, это же были деньги ее собственной бабушки! И непонятно, почему Стар сердится. Временами Анджела совсем не страдала, когда Стелла сердилась. Иногда даже нарочно провоцировала эти вспышки гнева, ожидая – возбужденно и полувиновато – взрыва горечи и отчаяния. В такие моменты она чувствовала себя не столько жертвой, сколько привилегированным зрителем, еще более наслаждаясь неминуемым раскаянием и сладостью примирения. Но сейчас, впервые за все время, она ощутила холодок настоящего страха.
– Когда?
Отступать было некуда:
– В прошлый вторник. Вечером. После того как ты решила, что нам следует отменить заказ на мартовскую поездку в Венецию – из-за разницы в курсах валют. Я хотела, чтоб это был подарок тебе ко дню рождения. Поездка в Венецию.
Анджела рисовала себе эту сцену. Как она протягивает Стар билеты и гостиничные квитанции, вложенные в огромную поздравительную открытку. Как Стар пытается скрыть удивление и восторг. Как они вместе сидят над картами и путеводителями, планируя маршруты на каждый восхитительный день. Увидеть впервые в жизни ни с чем не сравнимый собор Святого Марка с западной стороны площади. Стар читала ей Раскина – описание этого вида: «Бесчисленные колонны и белые купола, образующие удлиненную пирамиду красочного света». Вместе стоять на Пьяцетте ранним утром, глядя через сверкающие воды на Сан-Джорджо-Маджоре. Мечта. Такая же хрупкая, как и сам этот разрушающийся город. Но надежда на ее исполнение стоила того, чтобы сделать усилие над собой и попросить Эдвина одолжить им деньги.
– И что же он ответил?
Не оставалось ни малейшей возможности смягчить жестокий отказ и стереть из памяти всю унизительную сцену.
– Он ответил – нет.
– Я полагаю, ты объяснила ему, зачем тебе эти деньги? Тебе ни на минуту не пришло в голову, что мы уезжаем отсюда, чтобы побыть наедине, что наш отпуск – это наше личное дело, и мне может быть унизителен тот факт, что я не могу позволить себе поехать с тобой в Венецию даже на десять дней, даже в комплексное турне, и что Эдвину об этом известно.
– Я ему не сказала! – Анджела отрицала обвинение со всей страстностью, на какую была способна: ее испугал вдруг охрипший голос подруги и к глазам подлупили жгучие слезы. «Как странно, – думала она, – что только я способна плакать». Из них двоих Стар была самой эмоциональной, самой страстной. Но Стар никогда не плакала. – Я ничего ему не сказала. Только – что мне нужны деньги.
– Сколько?
Она заколебалась. Может, лучше солгать? Но она никогда не лгала Стелле.
– Пятьсот фунтов. Я подумала, уж если ехать, то чтобы асе было, как надо. И сказала ему, что мне очень нужны пятьсот фунтов.
– Так что неудивительно, что на этот неопровержимый довод он ответил отказом. Что он конкретно сказал?
– Только то, что наша бабушка очень определенно выразила в завещании свои намерения и он не собирается действовать им вопреки. Тогда я сказала, что все эти деньги все равно отойдут ко мне после его смерти… То есть ведь он мне сам так сказал, когда прочли завещание… И что тогда будет слишком поздно – я буду уже старая. Или умру раньше его.
И что важно то, что сейчас. Но я ему не сказала, зачем мне эти деньги. Клянусь тебе.
– Клянешься? Зачем так драматично? Мы же не в суде! А что он еще сказал?
Если бы только Стар перестала ходить взад-вперед, обернулась бы и взглянула на нее, если бы перестала допрашивать этим ледяным инквизиторским тоном! Следующую часть разговора было еще труднее передать. Она и самой себе не могла объяснить почему, но ей так хотелось выбросить это из головы, хотя бы на миг. Когда-нибудь, в подходящий момент, она об этом обязательно рассказала бы. Она никогда не предполагала, что ее принудят к откровенности так неожиданно и жестоко.
– Ну, он сказал, чтобы я не рассчитывала на его завещание. Он сказал, у него могут появиться новые обязательства. «Обязательства» – именно это слово он употребил. И если они появятся, завещание потеряет силу.
Стар резко повернулась и теперь смотрела прямо на нее.
– Новые обязательства? Женитьба! Ну, это совершенно смехотворно! Он – женится! Этот выщелоченный педант, этот самовлюбленный ханжа! Да способен ли он добровольно коснуться живого тела – кроме своего собственного? Зло, совершаемое в одиночку, тайные мазохистские грешки – вот все, что доступно его пониманию. Нет, зло – это, пожалуй, слишком для него сильно. Он – и женитьба? А ты не думаешь… – Она вдруг смолкла.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу