Дэвид Осборн - Убийство на острове Марты

— Могу я предложить вам что-нибудь выпить? Чай, кока-кола или что-нибудь другое?

Я отказалась: меня настораживала эта внезапная перемена в ее манерах. В то же время я отметила про себя, что бассейном в тот день не пользовались.

Перехватив мой взгляд, Эстелла сказала:

— Здесь никого нет, мы одни. — Я ничего ей на это не сказала. — Фрэнсис уехал пару дней назад, все остальные тоже.

— Почему?

— Оказалось, что я получила не такое богатое наследство, как думали. Роза промотала большую часть своего состояния. Она планировала заложить имение под большие проценты, чтобы выкупить «Марч Хаус». Уяснив это, Фрэнсис нашел, что Анна Альфреда подходит ему больше.

К моему удивлению, в ее тоне было больше сарказма, чем горечи. Она сказала это почти весело. Я не удержалась, чтобы не съязвить:

— Так, значит, это из-за него она дала расчет своим двум молодым жеребцам?

— Я догадываюсь, что так. — Девушка устало улыбнулась. — Когда я видела их в последний раз, они уже были с Мари-Лу.

От расспросов об обладателе итальянских трусов я воздержалась: он, без сомнения, тоже был в нижнем доме, в свите Анны Альфреда. Про себя я подивилась, как может жалкая гермафродитка, вроде Мари-Лу, привлечь внимание какого бы то ни было мужчины, не говоря уже о том, чтобы совратить двоих, даже троих мужчин одновременно, если только эти трое не двуполые, как и она сама. Постельные оргии в уродливом «современном» доме Анны Альфреда, должно быть, не поддаются описанию. Чем можно удивить таких людей?

— Тебя это не трогает? — спросила я девушку.

— Еще вчера трогало, а сегодня уже нет, — ответила она с невыразимой грустью в голосе. Голова ее упала на грудь, сцепленные пальцы обхватили колени. — Вы думаете, что я конченый человек, и вы, наверное, правы. Сама не знаю, как я оказалась в компании таких людей. А ведь оказалась…

Невзирая на ее очевидное раскаяние, я не испытывала сочувствия к ней. Впрочем, если быть честной, она, я видела это, сочувствия не искала, и потому я невольно прониклась к ней уважением. Несколько менее ледяным тоном я произнесла:

— У тебя, несомненно, есть личные проблемы, Эстелла, но ведь не за этим же ты меня звала?

Она, это было видно, постаралась взять себя в руки.

— Простите, — сказала она и взяла со стола старый, пожелтевший от времени конверт. — Я нашла его на дне ящика письменного стола, в комнате матери. Не понимаю, как вышло, что полиция его не заметила. Это письмо объясняет многое. Правда, показывая его вам, я нарушаю волю написавшей, которая просит сохранить его содержание в тайне.

— Тогда зачем это делать? — спросила я.

С минуту она молчала, преодолевая неловкость.

— Я страшно нуждаюсь в помощи и совете, миссис Барлоу. Вам трудно, почти невозможно поверить после всего, что было между нами, что вы — единственный человек из моих знакомых, кому я могу доверять и с чьим мнением считаюсь. Помогите мне, прошу вас. Пожалуйста.

Я взглянула на конверт, который она мне протягивала. Каково бы ни было содержание письма, я не видела, каким образом она могла впутать меня во что-то неприятное, если я того не захочу. Что касается нарушения условия, предписывающего соблюдать тайну, это проблема Эстеллы, а не моя. Меня никто не просил соблюдать тайну, в том числе и Эстелла. После прочтения я сама решу, обязательно ли мне молчать об этом.

С конверта я перевела взгляд на Эстеллу. Она ждала, как я поступлю. Лицо у нее было отчаянное. Я взяла письмо в руки. Четким женским почерком, как было принято писать в старину, на нем было написано следующее:

Открыть в случае моей смерти.

Эстелла посмотрела мне прямо в лицо и тихо произнесла:

— Кажется, Грейс Чедвик приходилась мне бабушкой…

На какой-то момент я застыла на месте, пораженная, но уже в следующую секунду удивительная ясность и понимание хода событий родились в моей голове. Такое переживает время от времени каждый человек: «И как это я раньше не сообразил?» Я внезапно поняла, что именно привлекло мое внимание на старых фотографиях Грейс Чедвик и ее семьи, висевших в углу ее спальни, рядом с кроватью. Я отметила, что она держит молоток для гольфа в левой руке, что она — левша. Но это было не все.

На фото была снята красивая молодая женщина, чье лицо, я теперь понимала, показалось мне странно знакомым. Сейчас я видела перед собой то же лицо.

Я улыбнулась Эстелле Перкинс и сказала так небрежно, как только смогла:

— Да, в этом легко можно убедиться. — Потом я вынула из конверта два сложенных листа почтовой бумаги, исписанных тем же почерком, которым была сделана подпись на конверте.