Оглядев бассейн, я обнаружила, что Фрэнсис там не один. На противоположной стороне на матах лежала молодая пара. Он был в итальянских плавках без ластовицы, которые оставляют снаружи все на свете и просто вынуждают вас посмотреть вторично, если даже вы этого не хотите; она лежала на животе, лениво опустив в воду руку; на ней, по-видимому, не было вообще ничего.
Эстелла вернулась почти сразу с книжками в руках — четыре потрепанных томика в дешевых бумажных обложках — и протянула их мне. Я взяла.
— Мы не собираемся устраивать здесь церемонию похорон, — сказала Эстелла. — Ее устроят в Бостоне. Маму будут кремировать. Я думаю, что тетя возьмет прах и захоронит его где-нибудь. Она вылетает в Бостон с Тихоокеанского побережья.
Это было выше моих сил. Не в состоянии задать интересующий меня вопрос — почему Роза оказалась в ту ночь в усадьбе Грейс, — я ограничилась лишь бессмысленными обрывками фраз:
— Разумеется… Если что-нибудь нужно от меня…
— Спасибо, нет!
Она вновь завладела самокруткой и повернулась ко мне спиной. Мне стало ясно, что разговор окончен. Я потерпела поражение. В какое чудовище превратилась Эстелла! Если уж ей безразлична даже смерть матери, то как можно на нее повлиять? Проходя через гостиную, я оглянулась назад. Девица, лежавшая по ту сторону бассейна, поднялась на ноги. Я была права: она абсолютно голая. Тело у нее как у гермафродита… Может, это юноша? Но вот она повернулась в мою сторону и медленно пошла вокруг бассейна. Теперь я смогла ее хорошо разглядеть, прежде чем она скрылась в спальне Розы. Не обращая на нее внимания, ее партнер прыгнул в воду. Фрэнсис покинул шезлонг, сбросил халат и встал, голый, у края бассейна, наблюдая за юношей. Эстелла легла на его место, нацепила темные очки и, продолжая затягиваться из самокрутки, подняла лицо к солнцу.
Я поспешила ретироваться, однако это был еще не предел. Спускаясь по кленовой аллее, я увидела Анну Альфреда, поднимающуюся по боковой дорожке в маленькой пляжной мотоколяске. С ней двое молодых людей, похожих на двух породистых златогривых жеребцов. Их вид не оставлял ни малейшего сомнения в том, на какой предмет она их держала. Анна сидела, зажатая между ними, положив руки на их голые плечи. Они пропустили мою машину и свернули к дому Розы.
Мне вспомнилась моя собственная юность. С Джорджем мы повстречались, когда мне было 22 или 23 года, а до того… Внешностью меня Бог не обидел, темпераментом — тоже. Многие мужчины добивались моего расположения. Время от времени я выделяла кого-нибудь из них и отвечала взаимностью. Дело кончалось постелью, освященной если не любовью, то по крайней мере истинной страстью. Разумеется, я не была ханжой, каковой кажусь себе иногда теперь, но у нас секс окутывала аура тайны; мы подходили к нему серьезно, даже с уважением, если хотите, а это требовало строгой избирательности, о чем, по-видимому, нисколько не заботится нынешняя молодежь. Несмотря на их свободу нравов, я не думаю, чтобы они испытывали ту полноту чувств, какую испытывали мы. Для нас обнаженное тело, общая постель, ласки — все это было чем-то вроде мистерии, имело налет таинственности, романтики, без чего голая похоть ведет в конечном счете к пресыщению.
Кляня себя за напрасно потраченное время, я поехала прямо к Эсси. Ее старый пикап стоял на обычном месте, но на стук в дверь никто не ответил. Я вошла внутрь, окликая хозяйку, — ответом мне было лишь слабое металлическое тиканье большого старинного будильника, стоявшего на столе.
В конце концов я ее все же нашла, точнее, она нашла меня. Стоя на лужайке, отделяющей ее коттедж от Нашаквитского галечного пляжа, я услышала, что кто-то зовет меня по имени:
— Маргарет!
Оглянувшись, я увидела свою подружку на носу полузатопленного водой траулера. Сухая и жилистая, с обветренным лицом, в старых рабочих брюках и клетчатой рубашке, она вытаскивала ловушки для омаров из носового отсека, где они были сложены. Какой разительный контраст с увиденным в «Руккери», подумала я и поспешила присоединиться к ней, поднявшись по лесенке, которую она приладила к носу судна.
— Я использую передний отсек для защиты ловушек от солнца, — пояснила она. — От него они разрушаются даже быстрее, чем от воды. — Она кивнула в сторону кормы, наполовину скрытой под водой. — Кормовой трюм не годится для этой цели — во время прилива он затопляется по самый люк, а в ветреную погоду ловушки стукаются одна о другую и ломаются.
Читать дальше