Я допила свой кофе и отправилась в старую Коптильню. Проходя по лужайке, я на минуту задержалась. На землю опустились сумерки, зажглись первые звезды в вышине, небо приняло розовато-фиолетовую окраску — близилась ночь. В окнах дома, где прежде обитали рабыни, а позже переоборудованного под дортуары, горел свет. В одном из окон я увидела Констанс Берджесс, беседующую с кем-то, кого я не узнала, и решила поговорить с ней. Как староста школы, она наверняка присутствовала на Инквизиции. Я постучалась, и дверь открыла Гейл Сандерс; она жила в одной комнате с Констанс Берджесс. Сидевшая теперь за столом Констанс сразу же встала, а когда я извинилась за внезапное вторжение и спросила, может ли она уделить мне несколько минут, любезно согласилась. Настолько любезно, что я решительно отказывалась верить, будто она украла у матери драгоценности. Зачем ей понадобилось красть, когда она имеет все, о чем может только мечтать любая девочка? Ее стереосистема, по-видимому, самая дорогая из новейших моделей, а по случаю ее шестнадцатилетия отец, говорят, подарил ей новенький «мазерати» с откидным верхом.
Когда я объяснила, зачем пришла и что хотела бы также видеть Сисси Браун, Конни в первый момент не могла скрыть беспокойства, но потом взяла себя в руки и попросила Гейл позвать Сисси.
Синтия Браун явилась немедленно, — ее комната находилась рядом, — и уже без Гейл, которая на Инквизиции не присутствовала. Сисси взглянула на меня и сразу же насторожилась, что я расценила как верный признак ее виновности. У меня появилась надежда, и я немедленно приступила к делу. Я знала, что обе девушки видели меня подолгу беседующей с Майклом Домиником и, должно быть, решили, что мой визит связан с проводимым полицией расследованием. Я, со своей стороны, не собиралась давать какие-либо объяснения на этот счет, если они сами не спросят меня об этом. А если спросят, решила я, скажу, что группа родителей поручила мне провести неофициальное расследование, но о моих беседах с воспитанницами не будет ничего сообщено школьному начальству.
Они не спросили меня ни о чем. Сначала я подумала, это потому, что я — выпускница школы, а значит, «своя», и уже поэтому должна уважать таинство Инквизиции. Однако вскоре выяснилось, что я заблуждаюсь. Я столкнулась с другой традицией — негласным кодексом молчания, исповедуемым старшеклассницами, или со «стеной». Мне не удалось выяснить ровным счетом ничего.
Разговор происходил примерно так:
— Вы не интересовались, как Мэри провела тот день? — спрашиваю я.
— Нет, миссис Барлоу. С какой стати мы стали бы спрашивать ее об этом, — отвечает Констанс.
Снова я:
— Никому не пришла в голову мысль о том, что Мэри могла нарушить запрет и отправиться во владения Балюстрода?
— О, не думаю, чтобы она отважилась на это, миссис Барлоу. Я хочу сказать, мы знаем, что в ваше время это было обыденным явлением, но сейчас никто такого себе не позволяет, — говоря это, Сисси Браун самодовольно ухмылялась, и я готова была заключить пари на что угодно — уж она-то провела на газебо немало времени с Онзлоу Уикесом.
Так продолжалось с полчаса. Вопрос за вопросом разбивался о стену молчания. В какой-то момент я чуть было не вышла из терпения.
— Вас послушать, так получается, будто вообще не было никакой Инквизиции, — сказала я.
Констанс Берджесс одарила меня очаровательной улыбкой и на сей раз с более четким техасским акцентом сказала:
— Мэри была очень одинока и легкоранима, миссис Барлоу. Поэтому мы отнеслись к ней совсем не строго.
— Сейчас Инквизиция не столь сурова, как прежде, — добавила Сисси.
Я изо всех сил старалась удержаться от угроз, поэтому признала свое поражение. Поблагодарила их за то, что они уделили мне время, и пошла к двери. А они смотрели мне вслед: Констанс с искренней наивностью, а Сисси Браун — со своей всегдашней самодовольной ухмылкой.
Однако оказавшись на воздухе и сделав несколько глубоких вдохов, я поняла, что эта ее ухмылка в какой-то степени относилась ко мне. Обе девицы так старательно возводили «стену молчания» и так упивались радостью победы, что, я думаю, им даже в голову не приходило, что избранная ими тактика уже сама по себе многое объясняет. Если даже они прибегли к фигуре умолчания просто так, и за этим не скрывается какого-то тайного умысла, в чем я сомневалась, значит, все равно они что-то скрывают.
Как бы то ни было, но в одном я была уверена твердо: Мэри Хьюз нарушила запрет, отправившись во владения Балюстрода, и это явилось причиной ее гибели.
Читать дальше