Клод Изнер - Убийство на Эйфелевой башне

— Но тут такая влажность… Не скажется ли это на ваших картинах?

— Мазня! — хохотнул Островский. — Это моя месть претенциозным кретинам, которых так много расплодилось вокруг меня, всем этим Дюэзам, Жервексам, Эскалье, Клеренам… Эти короли палитры ничтоже сумняшеся продают мне мелкие этюды за бешеные деньги, чтобы самим покупать японский фарфор в магазинах при Лувре! Они хвастают, что выставляются у меня на почетном месте. Им и в голову не приходит, что этот салон создавался вовсе не для их картин, а ради моих драгоценных растений. Присядем.

Островский хлопнул в ладоши. Тотчас вбежала давешняя субретка.

— Соня, чаю. Так вы говорите, редкие вещицы?.. — переспросил он, повернувшись к Виктору.

— Рукописи… Часослов XIII века… Сами понимаете, рукописный, с миниатюрами.

— Ах, книги? — с досадливой гримасой повторил Островский. — Жаль, книги меня не особенно интересуют, тем паче религиозные.

— Этот экземпляр буквально драгоценный. Он принадлежал Людовику IX, его переплет — это маленькое чудо.

Островский уперся подбородком в скрещенные пальцы рук.

— И вы, конечно, запросите немалую цену.

— Вполне приемлемую, хотя это уникальный образец.

— Я сейчас больше увлекаюсь экзотическими предметами. Вот, слева от вас висят лук и колчан, трофеи после битвы с врагом, подарок моего друга Нэта Салсбери, он называет себя менеджером Буффало Билла. Но насчет книг, должен признаться…

Виктору становилось все хуже. Это был скорее не сад с вьющимися растениями и крепкими стволами, а дикий беспорядок, какой мог бы устроить в своей теплице только художник, страдающий паранойей. Древовидные папоротники разворачивали веера листьев в тени бамбуковых деревьев, индийская пальма соседствовала с мексиканскими кактусами, африканские замии и саговник росли вперемешку с бразильскими орхидеями. Такое странное соседство, идущее вразрез со всеми законами географии и ботаники, вызвало в нем ощущение удушья. Он увидел витрину, сплошь заставленную стеклянными банками, в которых жили скрюченные уродцы, напоминавшие заспиртованных человеческих зародышей. Он вспомнил, как они встретились с Таша во Дворце свободных искусств. Таша… Что же задержало ее в доме этого человека? Может быть, она только что лежала на этой софе, под голой одалиской, а пухлые руки хозяина ласкали ее тело? «Она просто от тебя отделалась. Она тебе лгала».

— Мсье Легри! Мсье Легри, вы слышите меня?

— Извините, я в восхищении… ваша фармакологическая лаборатория, вон там, на подсервантнике, такой интересный ряд скляночек…

— Есть за мной и такой грешок. В детстве я мечтал стать аптекарем, не таким недоумком, как окарикатуренный Флобером Омэ, нет, а гениальным изготовителем лекарств, который сможет проникнуть в тайны растений и сумеет извлечь из них как полезные, так и дурные свойства. Погодите-ка, вот что могло бы меня заинтересовать! Древний кодекс аптекарей. У вас его случайно нет? Я бы купил. Нет? Жаль…

Он подтолкнул Виктору коробку сигар.

— Берите, вот травка благословенная.

— Спасибо, я курю только сигареты.

Соня внесла чай, черную дымящуюся жидкость, на поверхности которой плавали дольки лимона. Островский разломил кусок сахару, шумно отхлебнул глоток жгучего питья, отодвинул стакан и широким жестом обвел свою оранжерею.

— Знаете, почему они так увлекают меня, мсье Легри? Они точь-в-точь как мы. В тропических лесах самые маленькие растения не могут выжить, им не хватает света. Чтобы получить свое место под солнцем, они ждут, пока упадет гигантское дерево. Разумеется, не все дожидаются, и потом на пути вверх тоже неизбежна борьба. Но те, кто смог прорваться, отращивают боковые ветви, бросая на проигравших тень и тем самым обрекая на гибель. Встречаются и участки, которые обходятся совсем без света, и там кишат сапрофиты, паразиты, те, что питаются продуктами разложения. У меня тут всем есть место, я за этим слежу. Вы любите растения, мсье Легри?

— Уф… да, если только они не опасны, — осторожно откликнулся Виктор, вдруг засомневавшийся, все ли в порядке у Островского с головой.

— Опасны? Это смотря как их использовать. Опасен только человек, вы так не думаете? Хорошо, у меня есть ваша визитка, мяч на моей стороне, я с вами свяжусь. Был весьма рад познакомиться.

Константин Островский встал, давая понять, что разговор окончен. Они обменялись рукопожатием. Соня проводила Виктора до дверей, одарив лукавой улыбкой.

Он вышел в парк, вдохнув полной грудью. В нем поднимались и разочарование, и облегчение. И Таша, и Кэндзи встречались с Константином Островским, ну и что в этом необычного? Островский коллекционирует всякую всячину, Таша рисует, Кэндзи продал ему свои эстампы, чтобы порадовать любовницу.