Дороти Сэйерс: Без свидетелей

— Я начинаю кое-что понимать, — сказал доктор, выдержав короткую паузу. — Полагаю, вы — лорд Питер Вимси. Я все никак не мог понять, откуда мне знакомо ваше лицо. Ну конечно! Несколько лет назад я видел в газетах вашу фотографию. Это было, когда вы распутали тайну Риддлздейла.

— Совершенно верно. Лицо у меня, конечно, глуповатое, зато обезоруживающее, не правда ли? Не я его себе выбирал, зато теперь честно стараюсь сделать все, что можно. Надеюсь, на нем не появляется хмурая мина завзятой ищейки или иное неприятное выражение. А вот перед вами настоящая ищейка — мой друг, инспектор Паркер из Скотланд-ярда. На самом деле всю работу делает он. Я только выдвигаю всевозможные идиотские предположения, а он трудится над тем, чтобы опровергнуть их самым убедительным образом. Вот так, действуя путем отсева, мы и находим верное объяснение, и тогда мир восклицает: «О Боже, что за интуиция у этого молодого человека!» Так вот, если вы не возражаете, я был бы рад заняться этой историей. Назовите мне свое имя, адрес и имена остальных лиц, которые замешаны в деле, и я охотно попытаюсь во всем разобраться.

Доктор на минуту задумался, а затем покачал головой.

— Это очень любезно с вашей стороны, но я, пожалуй, все же откажусь. С меня довольно и тех неприятностей, которые мне уже пришлось пережить. Кроме того, рассказывать о своих пациентах не очень этично, и если из-за меня снова поднимется шум, то мне, возможно, придется сменить не только город, но и страну. Мне бы не хотелось закончить свои дни где-нибудь в Южных морях, вечно пьяным судовым врачом, который без конца рассказывает всем историю своей жизни и раздает ужасные предостережения. Лучше не будить спящую собаку. Тем не менее, я признателен вам за ваше предложение.

— Как вам будет угодно, — ответил Вимси. — Но я все-таки попробую об этом поразмыслить, и если мне придет в голову что-нибудь стоящее, я вам сообщу.

— Вы очень добры, — рассеянно проронил гость, принимая шляпу и трость из рук слуги, которого Вимси вызвал, нажав на кнопку звонка. — Спокойной ночи, и спасибо, что выслушали меня с таким терпением. А кстати, — он внезапно обернулся, стоя у самой двери, — как вы сможете меня известить, если не знаете ни моего имени, ни адреса?

Лорд Питер рассмеялся.

— Я — детектив Ястребиный Глаз, — вымолвил он, — и вы услышите обо мне до конца недели, что бы ни произошло.

— И что ты думаешь об этой истории? — спросил Паркер на следующее утро, заглянув на завтрак к Вимси, перед тем, как отправиться в направлении Ноттингдейла, на поиски некоего неуловимого сочинителя анонимных писем. — Мне кажется, все дело сводится к тому, что наш друг доктор чересчур самоуверен и несколько преувеличивает степень собственной непогрешимости. В конце концов, мог же у старушки случиться сердечный приступ. Она ведь была стара и тяжело больна.

— Конечно, мог. Хотя, насколько я знаю, раковые больные редко умирают столь неожиданно. Как правило, они удивительно упорно цепляются за жизнь. Впрочем, я не стал бы об этом столько думать, если бы не племянница старушки. Она заранее подготовила всех к смерти тетушки, уверяя окружающих, что ее состояние значительно хуже, чем это было на самом деле.

— Слушая рассказ доктора, я подумал о том же самом. Но что, собственно, могла сделать племянница? Она не могла ни отравить, ни придушить свою тетушку, потому что тогда на теле наверняка остались бы какие-то следы. А так — старушка мертва, и, следовательно, племянница в итоге оказалась права, а молодой эскулап сел в лужу.

— Возможно. Кроме того, насчет действий племянницы и медсестры мы располагаем только версией самого доктора. А ведь совершенно ясно, что от медсестры его, по шотландскому выражению, «просто тошнило». Про нее, кстати, никак нельзя забывать — ведь она была последней, кто видел старую леди перед смертью, и пресловутый укол сделала тоже она.

— Да, да, но этот укол не имел к смерти ни малейшего отношения. Это единственное, что ясно в этой истории. Ты не допускаешь, что медсестра могла сказать что-нибудь, от чего старая леди разволновалась, нечто такое, что вызвало у пациентки сильное потрясение? Конечно, старушка тогда уже начала впадать в слабоумие, но у нее могло хватить рассудка, чтобы понять что-то действительно важное и пугающее. Или медсестра ляпнула какую-нибудь глупость на тему смерти — судя по всему, больная проявляла в этом вопросе исключительную чувствительность.