Грант Аллен - Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

— Хорошо, завтра без четверти пять.

Я умолял мадам де Растель рассказать мне о леди Элрой, но все, что мне удалось выяснить, — это что она вдова и в собственности у нее красивый особняк на Парк-Лейн. Когда мадам де Растель поведала мне эти скудные сведения, какой-то ученый зануда пустился в пространные рассуждения о вдовах как иллюстрации того, что в браке выживает сильнейший; я понял, что больше ничего узнать не удастся, и откланялся.

На следующий день я прибыл на Парк-Лейн точно в назначенный час, однако дворецкий сказал мне, что леди Элрой только что уехала. Я вернулся в клуб весьма озадаченный и совершенно несчастный, долго думал и решился написать ей письмо, в котором умолял дать мне еще один шанс. Несколько дней ответа не было, но наконец я получил лаконичную записку, в которой леди Элрой сообщала мне, что будет дома в четыре часа дня в воскресенье. Записка оканчивалась странным постскриптумом: «Пожалуйста, не присылайте мне более сюда писем; при встрече я все объясню».

В воскресенье она приняла меня и была весьма мила. Однако, когда мы прощались, она попросила, если мне понадобится написать ей, присылать письма на другой адрес, вот он: «Миссис Нокс, почтовый ящик книжной торговли Уитекера, Грин-стрит».

— Существуют причины, — сказала она, — особые причины, по которым я не могу получать корреспонденцию на домашний адрес.

На протяжении всего сезона мы с ней виделись очень много, однако ее всегда окутывала атмосфера загадочности. Иногда я подозревал, что бедняжка находится во власти какого-то мужчины, но она была такой неприступной, что в это невозможно было поверить всерьез. Я никак не мог разобраться в происходящем и склониться к какой-либо точке зрения, поскольку леди Элрой в некотором роде походила на кристалл, который можно наблюдать в музее: в один момент он совершенно прозрачен, в следующий же становится мутным. И все же в одном вопросе я определился: я решил попросить ее стать моей женой. Надо признаться, я невероятно устал от всех этих нескончаемых секретов, от таинственности, которой она окутывала все мои визиты и бесчисленных мер предосторожности, которых она требовала в тех редких случаях, когда я решался ей написать. Я послал письмо на указанный ею адрес и попросил о встрече в шесть вечера в следующий понедельник. Она ответила согласием, и я был на седьмом небе от счастья. Леди Элрой покорила мое сердце, несмотря — как я тогда полагал — на окружавшие ее тайны. Сейчас я понимаю, что сходил с ума по ней не вопреки, а во многом благодаря ее загадочности… Впрочем, нет: я любил именно ее, ту женщину, которой она была. Все эти секреты и загадки сводили меня с ума и заставляли тревожиться о ней. О, зачем только мне был дан шанс прикоснуться наконец к ее тайнам?!

— Так вы выяснили все? — спросил я.

— Боюсь, что да. Впрочем, судите сами.

Дождавшись понедельника, я позавтракал у дяди и около четырех часов был на Мэрлибоун-роуд. Мой дядя живет у Риджентс-парк. Чтобы добраться до Пикадилли, я срезал путь и пошел обшарпанными переулками. И вдруг я увидел леди Элрой; она шла очень быстро, а лицо ее скрывала густая вуаль. Дойдя до последнего дома в квартале, она поднялась на крыльцо, достала ключ, отперла им дверь и вошла. «Вот она, тайна!» — сказал я себе и внимательно осмотрел дом. На первый взгляд это было одно из тех мест, где сдают комнаты. У двери лежат платок, который уронила леди Элрой; я поднял его и спрятал в карман. Некоторое время я раздумывал, как же мне теперь вести себя, но по здравом размышлении решил, что не имею права шпионить за ней, и пошел в клуб.

В шесть часов я прибыл к ней. Леди Элрой лежала на кушетке в капоте из серебряной парчи, застегнутом парой удивительных лунных камней, загадочных, как она сама; я часто видел на ней эти камни. Выглядела леди Элрой невероятно обворожительно.

— Я так рада видеть вас, — сказала она, — я целый день не выходила из дому.

Я был потрясен ее ложью. Глядя прямо на нее, я достал из кармана оброненный ею у странного дома платок и протянул ей.

— Вы потеряли вот это сегодня на Кемнор-стрит, леди Элрой, — произнес я, из последних сил стараясь оставаться невозмутимым. В ее глазах отразился ужас, но она не попыталась взять платок. — Что вы там делали? — спросил я.

— Какое вы имеете право допрашивать меня? — спросила она вместо ответа.

— Право человека, который любит вас, — сказал я. — Я пришел сюда, чтобы просить вашей руки.

Она спрятала лицо в ладонях и залилась слезами.