Уильям Коллинз - Желтая маска

— Вздор! — гневно закричал маркиз, как только мажордом доложил ему об этом. — Я приказал тебе достать тридцать девиц, так чтоб их и было тридцать! Нечего качать головой, когда для всех них уже заказаны наряды: тридцать туник, тридцать венков, тридцать пар сандалий и шелковых чулок, тридцать посошков! А ты, негодяй, имеешь наглость предлагать мне только двадцать три руки, чтобы держать их! Ни слова! Я не желаю слышать ни слова! Достань мне тридцать девиц, не то лишишься места!

Последнюю страшную фразу маркиз выкрикнул на самых высоких нотах и при этом властно указал на дверь.

Мажордом слишком хорошо знал своего господина, чтобы спорить с ним. Он взял шляпу, трость и отправился в путь. Бесполезно было снова просматривать списки отвергнутых соискательниц; тут не могло быть ни малейшей надежды. Единственный его шанс был обойти всех знакомых в Пизе, у которых дочери находились где-либо в услужении, и посмотреть, что могут дать подкуп и уговоры.

После целого дня, затраченного на такие уговоры, обещания и терпеливое устранение бесчисленных препятствий, результатом его усилий в новом направлении было прибавление еще шести пастушек. Так он доблестно дошел с двадцати трех до двадцати девяти, и теперь у него оставалась одна лишь забота — где бы еще раздобыть пастушку номер тридцать?

Он мысленно задавал себе этот важный вопрос, когда входил в тенистый переулок, по соседству с Кампо-Санто, на обратном пути во дворец Мелани. Медленно бредя посреди дороги и обмахиваясь платком после изнурительных тягот дня, он увидел молодую девушку, которая стояла у двери одного из домов, очевидно кого-то поджидая, чтобы вместе войти внутрь.

— Клянусь Бахусом! — воскликнул мажордом (пуская в ход одно из тех старых языческих выражений, которые сохранились в Италии и по сей день). — Да ведь это самая красивая девушка, какую я когда-либо видел! Если бы только она стала пастушкой номер тридцать, я с легким сердцем пошел бы домой ужинать. Спрошу-ка ее! От спроса беды не будет, а польза может быть большая. Постой, милая! — продолжал он, видя, что при его приближении девушка повернулась и хотела войти в дом. — Не бойся меня! Я мажордом маркиза Мелани, и меня все знают в Пизе как человека степенного. Мне надо сказать тебе кое-что замечательно хорошее для тебя. Не смотри на меня с таким удивлением; я сейчас дойду до сути дела. Не хочешь ли заработать малость — конечно, честным путем? По виду, деточка, ты не так уж богата!

— Я очень бедна, и мне до крайности нужен какой-нибудь честный заработок, — печально ответила девушка.

— Тогда мы с тобой отлично поладим; у меня как раз есть для тебя самая приятная работа и деньги хорошие на уплату. Но прежде чем нам толковать об этом, не расскажешь ли ты мне немного о себе: кто ты, и прочее? Обо мне ты теперь уже знаешь.

— Я всего лишь бедная работница, и зовут меня Нанина. Право, сударь, мне нечего больше сказать о себе.

— Ты здешняя жительница?

— Да, сударь! Вернее, раньше была. Но я на некоторое время уезжала. Я прожила год во Флоренции, занималась там шитьем.

— Совсем одна?

— Нет, сударь, с маленькой сестренкой. Я ждала ее, когда вы подошли.

— Ты раньше не занималась ничем, кроме шитья? Никогда не была в услужении?

— Была, сударь. Последние восемь месяцев я состояла при одной даме во Флоренции, а моей сестренке (ей уже одиннадцать, сударь, и она очень толковая) позволено было помогать в детской.

— Почему ты оставила это место?

— Дама и ее семья, сударь, уехали в Рим. Они готовы были и меня взять с собой, но не могли взять мою сестру. Мы с ней одни на свете, никогда не разлучались и не разлучимся… Вот мне и пришлось оставить место!

— А теперь ты вернулась в Пизу и не имеешь работы, так, что ли?

— Пока не имею, сударь. Мы возвратились только вчера.

— Только вчера! Твое счастье, девушка, скажу я тебе, что ты встретила меня. Наверное, у тебя есть в городе кто-нибудь, кто мог бы дать отзыв о тебе?

— Хозяйка этого дома могла бы, сударь.

— А кто она, скажи, пожалуйста?

— Марта Ангризани, сударь.

— Что?! Эта известная сиделка? У тебя, детка, не могло бы быть лучшей рекомендации! Я помню, как ее вызывали во дворец Мелани, когда у маркиза в последний раз был приступ подагры. Но я не знал, что она держит жильцов.

— Она и ее дочь, сударь, владеют этим домом с тех пор, как я себя помню. Мы с сестрой жили в нем, когда я была еще совсем девочкой, и я надеялась, что мы опять поселимся здесь. Но наша чердачная комнатка занята, а свободная комната, что пониже, обойдется нам гораздо дороже, чем мы можем себе позволить.