Уилки Коллинз - Деньги миледи

Изабелла молча повернулась и первая вышла из дома. Однако оказавшись снова на луговой тропинке, она возобновила разговор.

— Пожалуйста, не обижайтесь, — метко сказала она, — но, понимаете, я чувствую себя очень неловко. Получается, что вы тратите на меня свои сбережения, а мне ведь даже не из чего будет возвращать вам долг.

— Но мне не найти лучшего применения для моих денег! — горячо возразил Моуди. — Единственное, чего я страстно желаю в жизни, так это избавить вас от страданий. И если все мои труды принесут вам хоть минуту радости, я стану считать себя счастливейшим из смертных.

Изабелла подняла на него полные слез глаза.

— Вы так добры ко мне, мистер Моуди, — сказала она, протягивая ему руку. — Не знаю, как выразить вам свою благодарность!

— Это очень просто, — улыбнувшись, отвечал он. — Зовите меня Робертом, без «мистера Моуди».

В ответ она с покоряющей непосредственностью взяла его под руку.

— Будь я вашей сестрой, я называла бы вас только так, — сказала она. — И ни у кого на свете не было бы брата преданнее, чем мой.

— Скажите, есть ли надежда, что когда-нибудь я мог бы стать для вас дороже и ближе, чем брат? — спросил он, жадно вглядываясь в обращенное к нему лицо.

Она опустила голову и ничего не сказала. Моуди вспомнился грубый намек Шарона на «милого дружка» и как она тогда зарделась. А что теперь, когда он, Моуди, задал свой вопрос? Ответ нетрудно было прочитать в ее лице — оно сделалось бледно и серьезно. Как ни мало он был искушен в тонкостях женской натуры, все же чутье подсказывало ему, что бледность в данном случае не лучший знак. Если бы сердце Изабеллы, тронутое столь беззаветной преданностью, потеплело и открылось наконец для любви, она бы уж, скорее, покраснела. Придя к такому неутешительному выводу, Моуди вздохнул.

— Надеюсь, я вас не обидел? — грустно спросил он.

— Нет-нет, что вы!

— Не нужно было этого говорить. Пожалуйста, не думайте, что я помогаю вам из корыстных побуждений…

— Ах, Роберт! Разве я могу такое о вас подумать?

Но он еще не договорил.

— Пусть даже вам суждено выйти за другого, — тихо произнес он, — я все равно не оставлю начатого дела. Знаю, мне будет очень тяжело, но это не помешает мне служить вам.

— Зачем вы так говорите? — пылко воскликнула она. — Ведь я ни к кому на свете не питаю такого уважения и такой признательности, как к вам! Да и с чего вы взяли, что у меня кто-то есть? В моей жизни нет ни тайн, ни друзей, о которых бы вы не знали. Поверьте мне, Роберт, и давайте оставим этот разговор!

— Чтобы никогда к нему больше не возвращаться? — спросил он с безрассудным упорством человека, не желающего расставаться с последней надеждой.

В другое время и при других обстоятельствах Изабелла, может быть, ответила бы ему резкостью. Сейчас ее ответ прозвучал спокойно и мягко.

— Чтобы не возвращаться к нему сейчас, — сказала она. — Дайте мне время разобраться в моих чувствах.

Он с благодарностью ухватился за эти слова, как утопающий за пресловутую соломинку. Взяв руку девушки, он неожиданно прижал ее к губам. Она не выказала смущения. Но что она при этом чувствовала? Обычную жалость — и все?

Дальше они шли молча, рука об руку.

Луга кончились, и они вышли на дорогу, ведущую к виллам-близнецам. Оба были заняты своими мыслями и не обратили внимания на двух верховых — господина и грума, — не спеша ехавших им навстречу. Лошади шли шагом, и господин заметил двух пешеходов, лишь почти поравнявшись с ними.

— Мисс Изабелла!

Девушка вздрогнула и, подняв глаза, увидела перед собою Альфреда Гардимана. На нем был прекрасный светло-коричневый дорожный костюм и высокая фетровая шляпа — коричневая же, но более темного оттенка. В этом живописном наряде наружность его заметно выигрывала, а черты лица в присутствии Изабеллы приобрели живость, которой им обычно так недоставало. Превосходный наездник, он легко и изящно осадил лошадь. Руки его были обтянуты перчатками янтарного цвета, за спиною ждал послушный слуга, тоже на доброй лошади. Гардиман казался в эту минуту воплощением знатности, благополучия и успеха. Какой разительный в глазах девушки контраст с ее бледным и грустным спутником в дурно пошитом черном сюртуке! Моуди неловко озирался, остро чувствуя собственную незначительность и не умея этого скрыть. Он взглянул на Изабеллу и с горечью убедился, что лицо девушки залито предательским румянцем.

— Я и мечтать не мог о такой удаче, — говорил Гардиман, и речь его, всегда ровная и невыразительная, снова оживилась благодаря Изабелле. — Только сегодня утром, вернувшись из Франции, я заходил к леди Лидьяр в надежде увидеть вас. Слуги мне сообщили, что хозяйки нет дома, а мисс Изабелла уехала в деревню; куда — неизвестно, сказали только — погостить к родственнице, больше ничего от них не смог добиться. — Взгляд его упал на Моуди. — Мы с вами не встречались? Ах да, у леди Лидьяр. Вы, кажется, ее дворецкий? Здравствуйте.