Уильям Коллинз - Армадэль. Том 1

— Вам нечего этого бояться, сэр, — сказал младший Педгифт. — Здесь июнь самое лучшее время года, и притом вы умеете плавать.

Миссис Пентикост (месмерически привлеченная, по всей вероятности, близким соседством сына) вдруг раскрыла глаза и спросила со своей обыкновенной поспешностью:

— Что говорит мой сын?

Пастор Сэмюэль повторил свои слова тоном, приличествовавшим недугу его матери. Старушка одобрительно кивнула и продолжала мысль своего сына.

— Ах! — сказала миссис Пентикост с необычайным облегчением. — Господь управляет вихрями и бурей!

— Благородные слова! — сказал пастор Сэмюэль. — Благородные и утешительные слова!

— Если он будет продолжать таким образом, что мы будем делать? — шепнул Аллэн.

— Я говорила вам, папа, что их опасно приглашать, — прибавила шепотом миссис Мильрой.

— Милая моя, — возразил майор, — мы никого другого не знаем здесь, и так как мистер Армадэль был так добр, что просил нас пригласить наших друзей, то что же мы могли сделать?

— Мы не можем опрокинуть лодку, — заметил младший Педгифт с сардонической серьезностью. — К несчастью, это спасательная лодка. Не могу ли я посоветовать закрыть рот господину пастору чем-нибудь съестным, мистер Армадэль? Почти три часа. Что вы скажете? Не велеть ли подавать обед, сэр?

Никогда никто не был так на своем месте, как Педгифт-младший на пикнике. Через десять минут лодка остановилась между тростником. Торп-эмброзские корзины были распакованы, и поток красноречия пастора был остановлен на целый день.

Как неоценимо важны по своим нравственным результатам — и следовательно, как достохвальны сами по себе — еда и питье! Общественные добродетели сосредоточиваются в желудке. Человек, который не бывает лучшим мужем, отцом и братом после обеда, чем до обеда, — неизлечимо порочный человек. Какие скрытые прелести характера обнаруживаются, какие спящие любезности пробуждаются, когда люди собираются вместе насладиться обедом! Когда открылись корзинки из Торп-Эмброза, приятное общение (отрасль счастливого союза цивилизации и миссис Гриппер) распространилось между обществом и превратило в содружество враждебные элементы, из которых это общество до сих пор было составлено. Пастор Пентикост доказал наконец, что он может сделать что-нибудь, показав, как он может есть. Педгифт-младший засиял ярче прежнего насмешливым юмором и находчивостью. Сквайр и его очаровательная гостья выказали тройную связь между искрометным шампанским, любовью, которая делается смелее, и глазами, в словаре которых не стоит слова «нет». Веселое старое время вернулось на память майору, и веселые историйки, не рассказываемые уже много лет, полились с губ майора. Миссис Пентикост со всей силой своего почтенного материнского чувства схватила лишнюю вилку и этим полезным инструментом выбирала лучшие куски и накладывала их на тарелку пастора Сэмюэля.

— Не смейтесь над моим сыном! — вскричала старушка, приметив веселость, возбуждаемую в обществе ее поступком. — Это моя вина, бедняжка! Я заставляю его есть.

В свете встречаются люди, которые, видя подобные добродетели, обнаруживаемые за столом так, как они не обнаруживаются нигде, могут, несмотря на это, пользоваться блестящей привилегией обедать в застегнутом жилете и в зашнурованном корсете! Не доверяйте подобному чудовищу ваши нежные тайны, вашу любовь и ненависть, ваши надежды и опасения. Его сердце не праведно, как его желудок, и в нем нет общественных добродетелей.

Последние теплые часы дня и первый прохладный ветерок длинного летнего вечера встретились, прежде чем поставлены были на стол последние кушанья и осушены бутылки. Общество лениво смотрело на Педгифта-младшего, чтобы узнать, что теперь следует делать. Этот неистощимый собеседник был готов на все. Он уже приготовил новое удовольствие, прежде чем его успели спросить, в чем будет состоять это удовольствие.

— Вы любите музыку на воде, мисс Мильрой? — спросил он самым приятным тоном.

Мисс Мильрой обожала музыку и на воде, и на земле, за исключением того, когда она сама играла у себя дома на фортепьяно.

— Мы прежде выедем из тростника, — сказал молодой Педгифт.

Он отдал приказание лодочникам, исчез в маленькой каюте и появился с концертиной [13] Род гармоники. (Прим. пер.) в руке.

— Не правда ли, красиво, мисс Мильрой? — спросил он, указывая на начальные буквы своего имени, выложенные на инструменте перламутром. — Меня зовут Август, как моего отца. Некоторые из моих друзей выпускают "А" и зовут Густ-младший. Небольшая шутка далеко распространяется между друзьями, не правда ли, мистер Армадэль? Я пою немного, аккомпанируя сам себе, милостивые государыни и государи, и, если это будет вам приятно, я буду и горд и счастлив спеть, как умею.