— Шараду?
— Нет. Что-то такое, во что можно было бы играть сидя. Может, он заснет. Придумала! Две трети призрака!
Филиппа почти побежала к гостям, стоявшим возле бассейна. Вашингтон Ирвинг начал разносить свои знаменитые горячие бутерброды.
— Внимание, — сказала Филиппа, — все знают, как играть в две трети призрака?
— Какая прелесть! — воскликнула миссис Пуси. — Миссис Кейн, я не играла в эту игру с тех пор, как маленькой девочкой жила в Теннеси.
— Ты мне никогда не говорила, — заметил Сидни.
— Это совсем просто. — Тони тут же подхватил идею Филиппы. — Ведущий задает вопросы всем игрокам. Не ответивший один раз становится одной третью призрака, два раза — двумя третями и в третий раз — призраком, то есть выбывает из игры. Тот, кто продержится дольше всех, становится ведущим.
— Звучит ужасно по-детски, — протянул Сидни Пуси. — Я бы предпочел обсудить значение эстетического в индустриальном обществе, если мистер Коттл не возражает.
— Но Амос тоже захочет играть с нами, — в голосе Тони послышалась безнадежность. — И потом, это вовсе не детская игра. Все зависит от вопросов, а Амос с его находчивостью и знаниями особенно силен в таких играх.
— Отлично, вы у меня получите удовольствие, — пробормотал Амос. Ему явно надоел молодой Пуси.
Тони вмешался и сделал это как раз вовремя, чтобы предотвратить очередной пьяный выпад.
— Итак, начинаем, — сказал он одновременно вкрадчивым и повелительным голосом члена конгресса, выступающего на телевидении. — Я начну. Амос, кто автор «Английских бардов и шотландских обозревателей»? [3] Сатирическая поэма Дж. Г. Байрона.
— Будь я проклят, если знаю, — сказал Коттл, глядя на Тони сквозь стекло бокала.
Эммету Эйвери показалось, что он ослышался, и он пристально посмотрел на Амоса.
— Ладно, — сказал Тони. — Амос, вы — одна треть призрака.
Амос утешился еще одной порцией виски. Морис Лептон взял ведерко и стал раскладывать по бокалам лед. Мэг Веси была последняя в этом круге.
— Мэг, где находятся островки Лангерхаса? — спросил Тони.
Мэг поморгала, потом неуверенно ответила:
— Индонезия?
— Неправильно. Вы тоже одна треть призрака. Амос, опять вам вопрос. Где находятся островки Лангерхаса?
— Ну конечно, в человеческом теле. Лангерхас был врачом.
На третий раз ему опять не повезло. Он не смог ответить на вопрос: «Кто написал „Бремя страстей человеческих“? [4] Роман Сомерсета Моэма.
».
Бэзил видел, как волнуется Тони, которому вовсе не хотелось, чтобы Амос выбыл из игры и занялся выпивкой. Поэтому, когда нужно было задать очередной вопрос, Тони постарался придумать такую ерунду, которая была бы по зубам даже пьяному Амосу.
— Что такое заключение договора? — спросил он.
Амос сощурил глаза.
— Рабы на галерах были прикованы к скамьям и гребли, пока не умирали. А издатели и агенты стояли над ними и подгоняли их плетьми. Это и есть договор.
— Забавно, однако неправильно, — мягко ответил Тони. — Теперь вы три трети призрака и умираете. Вы умерли и выбыли из игры.
Амос бросил пренебрежительный взгляд на Тони и сказал:
— Возмутительно!
Бэзил выиграл первый тур и стал ведущим. Игра ему вовсе не нравилась, и втайне он соглашался с беднягой Пуси. К тому же ему, знающему, насколько ненадежен человеческий мозг, было тяжело смотреть на чествуемого писателя, который накачивал себя виски. Бэзил размышлял о том, как этот инцидент повлияет на отношение Мориса Лептона к следующим книгам Амоса, и ему казалось, что Тони думает о том же.
— Ну же, Бэзил, — поторопил Тони.
Амос сидел с закрытыми глазами.
— Мистер Коттл, — тихонько позвал его Бэзил.
Амос не шевельнулся. Бэзил повысил голос.
— В какой войне наша страна потерпела поражение?
Амос сидел не двигаясь. Тони встал.
— Он, наверное, заснул. Надо уложить его в постель.
Но он не успел подойти к Амосу, как к нему подскочила Вера, вцепилась в плечо и принялась грубо трясти его.
— Амос, не валяй дурака, Тони пошутил.
Голова Амоса безвольно болталась из стороны в сторону. Глаза были закрыты.
Вера, тяжело дыша, повернулась к Тони.
— Это вы сказали, что он призрак. — Ее нежный голос срывался на крик. — Вы сказали что он умер! Он мертвый!..
Прекрасный день, думала Мэг Веси, стоя у окна в столовой Кейнов, — сухой, холодный и солнечный. Голубое небо, лимонный отсвет солнца на белом снегу. Выкрашенные в белый цвет домики в долине казались неотъемлемой частью зимнего пейзажа, а черные ставни придавали каждому домику законченность, как черный кончик хвоста — горностаю.
Читать дальше