Эллис Питерс: Смерть и «Радостная женщина»

Когда Доминик Фелз впервые увидел Китти Норрис, она скользила в танце по широким перилам террасы яхт-клуба, босая, в облаке радужного нейлона, а в руках у нее были серебристые сандалии. В тот вечер, который приходился на середину сезона, в клубе сразу же после Комербурнской регаты устроили танцы, и такие акробатические фокусы не вызывали особого удивления, хотя обычно проделывали их мужчины. Это был также день свадьбы Лесли Армиджера; впрочем, Доминик этого не знал, а даже если бы и знал, то не придал бы этому обстоятельству большого значения.

Он возвращался домой с урока музыки — тоскливой еженедельной повинности, избежать которой было невозможно. И, поскольку выдался прекрасный теплый вечерок, он пропустил свой автобус, решив прогуляться пешком до Комерфорда по дороге вдоль реки, пройдя милю с небольшим хвостиком. На окраине городка дорога шла почти под террасой клуба, из-за деревянной балюстрады навстречу Доминику лилась мелодия, почти полностью заглушенная гвалтом. По перилам, примерно в десяти футах у него над головой, плыла Китти в своем экстравагантном платье. В ее распростертых руках болтались эти странные нелепые приспособления из паутинообразных ремешков и трехдюймовых каблучков-шпилек, которые она называла туфлями. Хор состоял исключительно из мужских голосов, умолявших ее не дурить и спуститься на пол. Лавируя между столиками на террасе, к ней проворно устремились двое юношей, чтобы подхватить. Один из них в горячке не заметил официанта с подносом, заставленным выпивкой. Послышался звон бьющегося стекла, сопровождаемый возгласами изумления, суматохой и порывистыми движениями. Все вокруг было тотчас залито напитками. Не обращая внимания на переполох, Китти продолжала свой танец на перилах. Лампы на столиках подсвечивали снизу ее по-детски сосредоточенное лицо с чуть приоткрытым ртом, из уголка которого высовывался кончик языка. Доминику никогда прежде не доводилось видеть человека, обуреваемого таким весельем.

В первую минуту он с легким презрением подумал: «Если уже без четверти десять они дошли до такого кейфа, то что с ними будет к часу ночи!» Но в нем просто заговорило юношеское чувство превосходства, тут же сменившееся любопытством. Последние полтора года он так часто втайне от родителей экспериментировал с табаком, что чувство новизны от увлечения этим занятием пропало, так и не раскрыв ему привлекательных сторон. Но теперь, когда Доминик начинал со смутной надеждой подумывать об алкоголе, он с прежней неисправимой убежденностью полагал, что, наверное, алкоголь — это здорово, если взрослые находят в нем столько радости и так ревниво оберегают свое исключительное право на его употребление. Эта экстравагантная выходка у него над головой была одной из составных частей обряда пития. Доминик оценил это диковинное зрелище в одну кривую усмешку, но, оставшись в темноте под террасой, решил все-таки понаблюдать за вакханалией, участвовать в которой ему не дозволялось. И, увидев Китти, перестал замечать все остальное.

Она была в центре всеобщего шумного внимания, но сама при этом молчала, и это создавало завораживающее впечатление какой-то неземной, лишенной человеческой оболочки красоты. Она была не выше среднего роста, но при этом такой тоненькой, что казалась высокой, особенно когда балансировала, покачиваясь над ним на фоне темно-синего неба. А еще она казалась какой-то бледной, чуть ли не прозрачной, хотя на самом деле была здоровой, загорелой и крепкой, как бультерьер. Почти все вокруг нее плыло в полупрозрачных облаках иллюзии, как плыло над перилами ее тело, однако в центре этого призрачного фантома существовала реальная, материальная Китти.

Он стоял в тени террасы, затаив дыхание, с ужасом ожидая, что она вот-вот упадет. Один из молодых людей, мелькнув черно-белой сорокой над перилами, попытался схватить ее, но она рискованным финтом вывернулась у него из рук, ее пышные юбки взметнулись и закружились. Доминик мельком увидел длинные стройные ноги и гладкое светло-золотистое бедро. Он поспешно отвел глаза, но тут же с еще большей поспешностью вновь устремил их вверх. Ведь сейчас его никто не видит. Она не узнает. Никто на него не смотрит. Им невдомек, что он стоит тут, под балконом.

— Китти, ты упадешь! Не дури! — испуганно умолял какой-то молодой человек, схватив ее за руку в тот миг, когда она шарахнулась от него.