Анна Бауэрова - Смерть и семь немых свидетелей

— Решился на создание большого произведения?

— Точно. Как родилась идея — неизвестно, но существует предположение, что побывал он в Куксе, и это вдохновило его. Как утверждает Рафаэль Седлницкий, садовник мог ездить туда за какими-нибудь саженцами. Мне это кажется притянутым за волосы. К тому же, как сами изволите видеть, нет и намека на влияние Брауна. Только тема. Но, утверждают, что и Маттиас Браун заимствовал тематику то у Бернини, то у Калло… В конце концов, аллегорические фигуры, олицетворяющие семь смертных грехов, в прошлые века не были редкостью. Но, я считаю, Матес несколько изменил принятую когда-то трактовку этих образов. Сейчас их скорее можно назвать олицетворением наиболее отрицательных черт характера, а в целом нельзя не согласиться: здесь выбраны действительно самые гнусные человеческие пороки. Это тщеславие, жадность, зависть, разврат, обжорство с пьянством, злоба и лень.

— Ну и дела, — удивился Янда. — Семь смертных грехов. Они из песчаника?

— Да, из местного. Здесь неподалеку, — Эмила показала на солнце, клонящееся к горизонту, — есть несколько небольших каменоломен. До сих пор из них берут камень для ремонта и реставрации порталов, панельных обшивок стен, оконных проемов…

— Скажите, а кто их так ужасно раскрасил?

— Кваша. То есть Седлницкий. Думаю, под напором эмоций. А может, был слегка…

— Навеселе.

— Ну да, бедняга. Но он утверждает, что только восстановил их первоначальный вид. К скульптурам Матеса Рафаэль относится страшно серьезно. Злится, когда мы называем их кикиморами. Утверждает, что это — одна из вершин примитивного искусства…

— Подождите, — неожиданно вспомнил Янда, — а что же монашки? Неужели они разрешили все это Матесу? Почему не велели отвезти скульптуры куда-нибудь на свалку?

— Не знаю, может, у них было развито чувство юмора, — улыбнулась Эмила. — В монастыре, наверное, особых развлечений не было, так хотя бы это…

— В любом случае вряд ли скульптуры ассоциировались у них с семью смертными грехами. Я не могу распознать ни один из тех, что вы назвали.

— И все же попробуйте угадать, пан капитан. Что означает первая фигура? — Она показала на скульптуру у наружной стены.

— Завтракающий водяной.

— Ошибаетесь, это зависть. Она кусает собственную руку — так ее мучает зависть, ясно?

— А почему у нее лицо зеленое, как трава?

— От зависти же зеленеют. А теперь подумайте, что символизирует вторая кикимора?

— В руке она сжимает что-то вроде кубка — видимо, обжорство и пьянство. Здесь больше подходит бутылка. Довольно забавно получается, скульптура явно удалась. Только почему она так пестро раскрашена?

— Скорее всего Седлницкий испытывает к ней особое расположение, поэтому расписывал с особым старанием. Это же его личная аллегория, — заметила злорадно Эмила. — Ну а следующая?

— Не знаю, что она символизирует, но это повешенный, — заявил Янда уверенно. — Уж я их повидал! То есть… простите… — забормотал он в растерянности.

— Нет, он же не висит на этом столбе, а опирается о него. Правда, шея у него действительно изогнута сильно… Это лень.

— А мне эта фигура с синими глазными впадинами и черным ртом больше напоминает труп… А что за жуткий красный пиджачок и зеленые штаны у следующей скульптуры? Если не ошибаюсь, разврат? Паразитирующий бесстыдник! Впрочем, это моя трактовка… Кстати, что, собственно, считалось тогда развратом?

— Ну… наверное… что-то из области секса. — Эмила опустила глаза. — Каждое отклонение от нормы.

— Верно, это бывает причиной преступлений, — кивнул капитан. — Итак, пятая фигура… нет, не могу догадаться. Какой-то космический вампир. Весь вытянут вверх, белые буркалы вытаращены в небо, а изо рта течет кровь. А может, у художника расплескалась красная краска…

— Тщеславие. Шестой — сморщенный карлик с мошной в руке — жадность, его вы узнали бы легко. Последняя кикимора олицетворяет злобу, это несложно вычислить.

— Разгневанная дама, — улыбнулся Янда. — Заметили, как у нее вздымается грудь? Она — фиолетовая от ярости, это художник точно схватил. Благодарю вас, пани Альтманова. — Янда встал и отряхнул брюки. — Это очень интересно. И поучительно.

— пан капитан, — Эмила тоже встала, — я бы хотела… об этом случае… ужасном… для меня… — Голос у нее сорвался, глаза наполнились слезами.

— О нем позже. Всему свое время. Мы заставляем Петра Коваржа слишком долго ждать. Еще позвольте последний вопрос. — Капитан вновь повернулся к кикиморам. — Что за камень там, у самой дверцы? он должен был стать восьмой скульптурой?