Филлис Джеймс - Черная башня

Дэлглиш спросил, что же нарушило эту идиллию.

— Завещание дедушки. Старик не доверял адвокатам, даже Холройду с Мартинсоном, нашим семейным поверенным, и сам написал завещание. Доход от поместья он завещал моим родителям пожизненно, а само поместье в равных долях своим внукам. Только собирался ли он включать в их число Уилфреда? В конце концов нам пришлось обращаться с этим вопросом в суд. Процесс наделал много шума и поднял в глобальном смысле вопрос о правах усыновленных детей. Наверное, вы помните это дело?

Дэлглиш и правда что-то помнил, хоть и весьма смутно.

— А когда было написано завещание вашего дедушки? — спросил он. — Я имею в виду, по отношению к времени усыновления вашего брата.

— О, это и была самая важная улика. Усыновление Уилфреда оформлено третьего мая двадцать первого года, а дедушка подписал завещание ровно через десять дней — тринадцатого мая. Засвидетельствовали это завещание двое слуг, однако к моменту слушания дела оба уже скончались. Весь текст был четким и ясным — вот только без указания имен. Но адвокаты Уилфреда сумели доказать, что дедушка знал об усыновлении и ничего не имел против. Кроме того, в завещании ведь говорилось «внуки» во множественном числе.

— Так он ведь мог предполагать, что ваша мать умрет первой, а отец женится вторично.

— Какой вы умный! Сразу видно, что мозги у вас работают по-адвокатски. Именно так и мой адвокат говорил. Да все без толку. Уилфред выиграл. И все же вы понимаете, что я чувствую по поводу Тойнтона. Подпиши дедушка это злосчастное завещание до третьего мая, сейчас дела шли бы совсем по-другому, уж можете мне поверить.

— А вы получили деньги за вашу половину поместья?

— Надолго их не хватило. Мой дорогой муженек спустил все в два счета. Не на женщин, что приятно. На лошадей. Они столь же дороги и непредсказуемы, однако для жены такое соперничество менее унизительно. Кроме того, в отличие от ситуации с другой женщиной, когда лошади побеждают, ты и сама радуешься. Уилфред утверждал, что, выйдя в отставку, Герберт совсем выжил из ума, но я не жаловалась. Мне он и таким нравился. Правда, денежки промотал.

Внезапно Миллисента огляделась по сторонам, наклонилась вперед и бросила на Дэлглиша лукавый заговорщический взгляд.

— Скажу вам одну вещь, которую в Тойнтон-Грэйнж не знает никто, кроме Уилфреда. Если он продаст поместье, я получу половину. Не просто половину добавочной выгоды — а всех вырученных денег. Мы с Уилфредом заключили соглашение, должным образом подписанное и засвидетельствованное Виктором. Фактически Холройд это и предложил. Решил, так будет надежнее в глазах закона. А хранится оно там, откуда Уилфреду его ни в жизнь не забрать. У Роберта Лоудера, поверенного в Уорхэме. Думаю, Уилфред был так уверен, что не станет продавать приют, что ему было все равно, какие документы подписывать. А может, он это нарочно сделал — крепился от искушения. Я и сама не думаю, что он продаст Тойнтон-Грэйнж. Ему это место слишком дорого. Но уж коли братец изменит решение, я своего не упущу.

Дэлглиш рискнул:

— Когда я только приехал, миссис Хьюсон говорила что-то о фонде «Риджуэл траст». Разве мистер Энсти не собирается передать приют в их руки?

Миссис Хэммит приняла это предположение куда спокойнее, чем он ожидал.

— Чепуха! — парировала она. — Я знаю, что Уилфред об этом время от времени поговаривает, и тем не менее он ни за что не отдаст Тойнтон-Грэйнж просто так. С какой бы стати?

Да, с деньгами у него туго, да только с ними всегда туго. Всего и надо что повысить плату или заставить местные власти побольше выкладывать денег за тех, кого они присылают. Чего ему субсидировать местные власти? А если заведение все равно не будет окупаться, тогда лучше продать поместье, да и дело с концом, несмотря ни на какие чудеса.

Дэлглиш заметил, что, учитывая все обстоятельства, вообще странно, что Уилфред не принял католичество. Миссис Хэммит с жаром поддержала его.

— Одно время за него прямо-таки духовная война велась. — В ее голосе зазвучали величественные отзвуки космических сил, ведущих борьбу не на жизнь, а на смерть. — Но я рада, что он решил не выходить из лона нашей церкви. Наш отец, — внезапно Миллисента загремела таким проповедующе-пылким тоном, что потрясенный Дэлглиш даже испугался, не начнет ли она молитвы читать, — пришел бы в ужас. Он ведь был такой истинно верующий, такой ревностный христианин. Протестант, разумеется. Нет, я порадовалась, что Уилфред не перешел.