Герхард Шерфлинг - Западня на сцене

Несколько секунд полной тишины, только в батарее что-то щелкнуло. В соседней комнате мужской голос произнес что-то, отчетливо напоминающее «болтун паршивый». Приглушенный смешок, и снова тишина. Толстый декоратор, который вышел покурить, презрительно ухмылялся. Маркус исподтишка бросил взгляд на Вондри. Похоже на то, что тенор не воспринял ни слова из тронной речи режиссера. Он сидел по-прежнему с закрытыми глазами и шевелил губами, словно заучивая роль.

В динамике затрещало, потом зашипело, и наконец послышался возбужденный голос Вестхаузена:

— Даю последний звонок… сейчас девятнадцать часов двадцать четыре минуты. Прошу оркестр занять свои места. Внимание у занавеса. Фрау Бордин, прошу на сцену. Всех солистов из первой картины, всех вызванных на сегодня хористок и хористов прошу на свои места… Через шесть минут начнется премьера. От всего сердца пожелаю всем: ни пуха ни пера!

Трижды прозвенел звонок, заглушив негромкие звуки, доносившиеся из оркестровой ямы. Шепот, быстрые, легкие шаги на лестнице — и снова тишина. Словно затишье перед бурей.

Маркус остановился посреди коридора, прислушался. Наступившая тишина действовала ему на нервы, внутреннее напряжение достигло предела. «Наверное, все уже на своих местах», — подумал он.

Перед реквизиторской баритон Мерц быстро мерил короткими шажками лестничную клетку. Неподалеку стояли тенор-буффо Гюльцов и его друг-танцовщик. Взявшись за руки, они трижды сплюнули через левое плечо.

Вондри тоже был здесь, он благосклонно разглядывал свое отражение в зеркале, но мгновенно исчез, едва завидел Маркуса. А тот медленно прошел по направлению к зрительному залу. Нет, смех смехом, но он отчетливо ощутил, что у него чаще забилось сердце, будто он тоже волновался за исход премьеры.

— Все в порядке, — сообщил поджидавший его в конце коридора лейтенант Краус. — В нашем распоряжении шесть сотрудников. Двое — в партере и по два в первом и втором ярусах. Мы их рассадили так, что все выходы будут под наблюдением.

— Сколько патрульных машин? — спросил Маркус, довольный тем, что может заняться конкретными вопросами.

— Три. Одна — в конце Театрального переулка, другая — на Ярмарочной площади, и третья — на кольце.

— Отлично. На такую помощь я даже не рассчитывал. Есть у вас для меня «уоки-токи»?

— Да. Вот! Вы всерьез считаете, что сегодня что-то произойдет?

— Как знать, — неопределенно ответил Маркус. — Мы, во всяком случае, обязаны быть готовыми ко всему.

— Черт, кажется, вызывают, — тихонько выругался Краус и, включив прибор, приложил его к уху. — Это Штегеман, — громко сообщил он. — Вондри сидит за кулисами и явно нервничает. А Кречмар наблюдает за ним с противоположной стороны сцены, тоже из-за кулис.

— Вондри разговаривал с Крибелем? — так же громко спросил Маркус. — Из-за музыки ничего не слышно.

Краус запросил Штегемана и вскоре доложил:

— Нет, они не встречались.

— Где Штегеман сейчас находится?

— На той галерее, что над мостиком осветителей.

— Пусть остается наверху и ни на секунду не спускает глаз с Вондри. Когда тенор оставит сцену, за ним проследим мы.

Краус закончил разговор и опустил «уоки-токи» в широкий карман кожаной куртки.

— А теперь что?..

— Найдите место, откуда вы сравнительно незаметно смогли бы наблюдать за гримерной Вондри и репетиторской. Криминальмейстер Позер контролирует коридор на режиссерской стороне и до самой задней сцены. А я… — Маркус в нерешительности взглянул на железную дверь, за которой был ход в зрительный зал, — …я пока что останусь здесь.

Спектакль шел полным ходом. Маркус некоторое время наблюдал за действием, устроившись на диванчике в глубине режиссерской ложи — крайней справа у сцены. Он был слишком возбужден, чтобы из наблюдателя превратиться в зрителя. Ну, может быть, за исключением тех двух сцен, в которых была занята Клаудиа. И все же он сумел оценить, сколь велика разница между генеральной репетицией и сегодняшней премьерой. Исполнителей словно подменили — или они кожу сменили. Его буквально поразил Вондри: он сумел сыграть Гофмана таким восхитительным, неотразимым фантазером.

Примерно минут за пятнадцать до антракта Маркус оставил ложу и вернулся за кулисы. Ему не терпелось убедиться, на своем ли месте Позер. Почти все зависело сейчас от того, чтобы тенор постоянно был под наблюдением. Криминальмейстер сидел на высоких подмостках в самом темном углу сцены. Маркус прошел бы мимо, если бы Позер не обнаружил себя свистящим шепотом: