Герхард Шерфлинг - Западня на сцене

— Ты ведь знакома с капитаном Маркусом из уголовного розыска, — быстро проговорил Вестхаузен и поторопился помочь ей снять пальто. — Теперь и я понимаю, почему он здесь.

— И почему же?

— Потому что хотел убедиться, есть ли у меня алиби на последние несколько часов.

— У тебя… — Лоб молодой женщины покрылся мелкими морщинками. — Это правда? — обратилась она к Маркусу.

— Да, но в этом нет ничего необычного. Мы проверяем алиби всех членов труппы… Кстати, откуда вам известно, что произошло с Вечореком?

Она опустила глаза, сняла шляпку, убрала прядку волос со лба.

— Кто-то об этом говорил в автобусе.

— Кто именно?

— Двое мужчин. Раньше я их не видела.

— Какой номер автобуса? То есть откуда вы ехали и во сколько?

— Из Карлсберга-Южного в девятнадцать тридцать, — она нашла глазами Вестхаузена, который с пальто через руку стоял у двери и внешне безучастно прислушивался. — Ты уже давно дома?

Он покачал головой и протянул руку за шляпой, которую она ему нехотя бросила.

— Так что ты скажешь насчет Вечорека?

— Ничего я не скажу, — он открыл дверь, исчез в коридоре и вернулся без пальто и шляпы. — Мне до этого дела нет. Не я его убил — не мне и волноваться.

— И тебе ничуточки его не жалко?

Он только пожал плечами:

— У меня довольно собственных забот, и кому, как не тебе, знать — каких!

Опустив уголки губ, она недобро улыбнулась.

— В этом ты весь.

У Маркуса сложилось впечатление, что молодая женщина спровоцировала этот разговор с мужем для того лишь, чтобы не отвечать на его неприятные вопросы. С другой стороны — она несомненно чем-то встревожена.

— А не рассказал ли вам, фрау Вестхаузен, об этом повторном нападении на Вечорека господин Вондри? — как бы вскользь полюбопытствовал он.

Ее бледное лицо сразу сделалось замкнутым, неприступным:

— Нет!

— А вы, господин Вестхаузен, вы совершенно уверены, что узнали о случившемся от вашей жены?

— От кого же еще?

— Хорошо, — кивнул Маркус и с легким налетом иронии присовокупил: — Не стану вам больше мешать. Явитесь оба завтра ровно в девять утра в окружное управление полиции к обер-лейтенанту Штегеману. Я буду там.

Супруги обменялись быстрым взглядом. Потом жена отвернулась, а Вестхаузен спросил охрипшим голосом:

— А позволено нам будет узнать, почему?

— Разумеется! Все дело в ваших прежних показаниях. Если я не ошибаюсь, вы сейчас тоже признаете, что кое-что следует непременно выяснить. Например, — Маркус сделал паузу и посмотрел на ассистента режиссера как бы даже благожелательно, — как вышло, что я встретил вас, господин Вестхаузен, совершенно замерзшего и с давно заиндевевшими бровями, хотя вы утверждали, будто прогуливались какие-то двадцать минут?

Ассистент режиссера взмахнул руками, хотел было сказать что-то, но передумал. Его жена медленно повернулась к нему и посмотрела так, будто не верила своим глазам:

— Ты что, выслеживал меня?

Ответа не последовало, да фрау Вестхаузен на него и не рассчитывала.

Маркус кивнул супругам, прошел к двери.

— Не провожайте меня. Спокойной ночи!

Супруги его то ли не услышали, то ли были слишком заняты своими мыслями. Молчание в комнате сделалось неприятным, чреватым серьезным скандалом.

На улице Маркус остановился, чтобы надеть перчатки и поднять воротник. Ему вдруг почудилось, будто за ним наблюдают, но нигде поблизости в окнах первого этажа не дернулась ни одна гардина.

Вообще-то он имел все основания воспользоваться имевшимся у него ордером на арест. Он не сомневался, что они оба, и муж и жена, что-то от него скрывают, что-то утаивают. Но супруги ни в сговор не вступят, ни из города не скроются — тому гарантией отношения между ними. И вообще, в сочельник…

Метель улеглась, зато похолодало. Почти из каждого дома, мимо которого проходил Маркус, звучала негромкая рождественская музыка. Маркус вдруг ощутил, что он страшно проголодался: полцарства за сардельки с картофельным салатом!

Зачем ребенку зря мучиться! У девочки уже глаза закрываются, так ей спать хочется. Клаудиа положила в кукольную кроватку небольшую куклу, которую держала в руках, и, тяжело вздохнув, поднялась с пола. Ей было не по себе от мысли, что она вот-вот останется наедине с роскошной новогодней елкой. Наедине со своими мрачными мыслями, наедине с новогодними подарками, которые Эберхард успел принести домой.

— Видишь, Гитти, твоя кукла уже спит, — сказала она. — И тебе пора в постель. Поздно…