Агата Кристи: Щелкни пальцем только раз

— И все же… — заговорил Томми.

— Я знаю, — перебила его Таппенс. — Знаю. И все же ты считаешь это своим долгом, поэтому тебе следует съездить.

— По-твоему, я не прав?

— К сожалению, — ответила Таппенс, — я и впрямь думаю, что ты прав. Совершенно. Я тоже с тобой поеду, — добавила она с едва заметной ноткой героизма в голосе.

— Нет, — сказал Томми. — Зачем это тебе? Она не твоя тетя. Нет, я поеду один.

— Как бы не так, — сказала миссис Бересфорд. — Я тоже люблю страдать. Будем страдать вместе. Удовольствия от этого ты не получишь, я тоже не получу, и я нисколько не сомневаюсь в том, что не получит его и тетя Ада. Но я совершенно четко понимаю, что не сделать этого просто нельзя.

— Нет, я не хочу, чтобы ты ездила. В конце концов вспомни, как она грубила тебе в последний раз.

— Да мне это, в общем-то, было нипочем, — сказала Таппенс. — Возможно, за весь наш приезд старушка хоть раз потешилась вволю.

— Ты всегда была мила с ней, — сказал Томми, — даже при том, что она тебе не очень нравится.

— Тетушка Ада никому бы не понравилась, — сказала Таппенс. — По-моему, она в жизни никогда никому не нравилась.

— Когда люди стареют, невозможно не испытывать к ним жалости, — заметил Томми.

— А я могу, — возразила Таппенс. — У меня не такая славная натура, как у тебя.

— Поскольку ты женщина, ты более безжалостна, — сказал Томми.

— Наверное, в этом-то все и дело. Видишь ли, из-за нехватки времени женщинам во всем приходится быть суровыми реалистками. Я хочу сказать, мне очень жаль людей, если они стары, хворы или еще что-нибудь такое, только они должны быть славные. Если же они не славные — ну это уж совсем другое дело, ты не можешь не согласиться. Если ты противен в двадцать лет, так же гадок в сорок, еще мерзостнее в шестьдесят, а в восемьдесят — и вовсе сущий дьявол, тогда я, право, просто не понимаю, почему нужно испытывать особую жалость к людям только потому, что они старые. Измениться фактически невозможно. Я знаю нескольких самых что ни на есть душечек, которым семьдесят и восемьдесят. Старая миссис Бичем, Мэри Карр, бабушка булочника, славная старушка миссис Поплетт, которая была у нас приходящей прислугой. Они все были дорогуши, такие милые, и для них я бы сделала все, что в моих силах.

— Ладно, ладно, — сказал Томми, — будь реалисткой. Но если ты и впрямь хочешь проявить благородство и поехать со мной…

— Я хочу поехать с тобой, — сказала Таппенс. — В конце концов я вышла замуж, чтобы делить с тобой радость и горе, а тетя Ада — это определенно горе. Так что я поеду с тобой. И мы повезем ей букет цветов, коробку конфет с мягкой начинкой и, может, пару журналов. Ты мог бы и написать этой мисс… как там ее… и предупредить, что мы приезжаем.

— Как-нибудь на той неделе? Я мог бы поехать во вторник, — сказал Томми, — если это тебя устраивает.

— Во вторник значит во вторник, — согласилась Таппенс. — Как фамилия этой женщины? Я забыла — этой матроны или надзирательницы, или кто она там? Начинается с буквы П.

— Мисс Паккард.

— Совершенно верно.

— Возможно, на этот раз все будет по-другому, — сказал Томми.

— По-другому? В каком смысле?

— Ну, не знаю. Может произойти что-нибудь интересное.

— Мы можем попасть в железнодорожную катастрофу по пути туда, — сказала Таппенс, несколько оживляясь.

— За каким чертом тебе хочется попасть в железнодорожную катастрофу?

— Да нет, не хочется, разумеется. Просто…

— Просто что?

— Ну, все-таки было бы приключение, правда? Возможно, мы могли бы спасти несколько человек или сделать что-нибудь полезное. Полезное и в то же время волнующее.

— Ну и мысли у тебя, — сказал мистер Бересфорд.

— Да уж, — согласилась Таппенс. — Просто иногда такое в голову лезет.

Трудно объяснить, откуда взялось название «Солнечный кряж». Ничего сколько-нибудь похожего на кряж тут не было. Местность ровная, что очень подходило престарелым обитателям. Дом окружал просторный; хотя и ничем не примечательный сад. Сам пансионат размещался в довольно большом викторианском особняке, хорошо отремонтированном. Рядом росло несколько тенистых красивых деревьев, одна стена дома была увита диким виноградом, а две араукарии придавали зданию экзотический вид. В удобных местах на солнышке было расставлено несколько скамеек, два-три шезлонга, а на крытой веранде старушки могли сидеть, не боясь восточных ветров.

Томми нажал на кнопку звонка, и вскоре их впустила несколько утомленная молодая женщина в нейлоновом халате. Она провела их в маленькую гостиную и едва слышно сказала: