Эмиль Габорио - Убийство в Орсивале

Он хотел продолжать, но доктор Жандрон, сидевший у окна, вдруг вскрикнул:

— В саду кто-то ходит!

Все бросились к окну, но территория была велика, и никого не было видно.

— Вы ошиблись, доктор, — сказал отец Планта, снова усаживаясь в кресло.

Лекок продолжал:

— Предположим теперь, господа, что под влиянием каких-либо обстоятельств, о которых мы узнаем позднее, Треморель доведен был до решения отделаться от супруги. Задумав преступление, граф, естественно, стал обдумывать его исполнение так, чтобы на него не пало подозрение, он обязан был взвесить все последствия и иметь в виду всю опасность своего предприятия. Мы сможем при этом допустить еще то, что он должен был беспокоиться и опасаться чьих-либо поисков в будущем даже в том случае, если бы его жена умерла естественной смертью.

— Что верно, то верно, — одобрил мировой судья.

— Треморель остановился на убийстве своей жены посредством ножа, решив так обставить дело, чтобы подумали, что и он сам убит вместе с ней; таким образом, он все представил так, чтобы подозрение пало на сообщника, в тысячу раз менее виноватого, чем он сам. Эти предположения наши, вполне допустимые, объясняют целый ряд обстоятельств, противоречивых на первый взгляд, например, для чего в ночь преступления в замок Вальфелю была принесена значительная сумма денег. Эта частность меня наиболее убеждает. Когда получают деньги для хранения их дома даже в незначительном количестве, то по возможности стараются это скрыть. Треморель же не выказал этого элементарного благоразумия. Он демонстрировал всем пачки банкнот, вертел их в руках, раскладывал. Слуги это видели, почти касались их. Он хотел, чтобы все знали и могли после подтвердить, что у него имелись большие деньги и что их легко украсть, унести, скрыть. И какой момент он выбрал для этой демонстрации? Момент, когда все соседи знали, что в замке останется он один с госпожой Треморель. Вы скажете, быть может, что это случайно в Вальфелю была прислана такая значительная сумма денег именно накануне преступления. Строго говоря, это можно допустить. Но я докажу вам, что она была прислана не случайно. Завтра мы явимся к банкиру Тремореля и спросим его, не приказывал ли ему граф словесно или письменно прислать в замок деньги именно накануне убийства, то есть восьмого июля? И если банкир ответит утвердительно, если он покажет нам письмо или даст честное слово, что деньги потребованы от него на словах, то я буду считать свою версию совершенно обоснованной.

Отец Планта и доктор в знак согласия кивнули.

— Значит, возражений не имеется? — спросил сыщик.

— Ни малейших, — отвечал судья.

— Мои предположения, — продолжал Лекок, — имеют еще и то основание, что объясняют положение Геспена. Его поведение двусмысленно и вполне оправдывает его арест. Причастен ли он к преступлению или невиновен — вот что мы должны решить, потому что ни на то, ни на другое я не имею положительно никаких указаний. Что несомненно, так это то, что он попал в ловко расставленную западню. Выбрав его себе в жертву, граф искусно принял меры, чтобы все сомнительные пункты судебного следствия были истолкованы против Геспена. Побьюсь об заклад, что Треморель, зная жизнь несчастного, имел в виду, что его прежние подвиги только помогут обвинению и перетянут весы юстиции к аресту Геспена. Очень возможно также, что граф был убежден, что Геспен все-таки выкарабкается, и желал этим только выиграть время, чтобы избежать немедленного допроса. Мы, тщательнейшие исследователи малейших деталей, не можем допускать, чтобы нас обманывали. Мы знаем, что графиня умерла после первого же удара, именно после первого, и притом была убита наповал. Значит, борьбы не было, она не могла вырвать кусок материи из одежды убийцы. Допустить виновность Геспена — значит допустить, что он настолько глуп, что сам вложил в руку своей жертвы клочок от своего пиджака. Это значило бы признать его настолько глупым, что он способен бросить свое изодранное, все покрытое кровью платье в Сену с высокого моста в том самом месте, где он должен был вести поиски, не приняв даже такой меры предосторожности, как завернуть в одежду камень и утопить ее на дно. Это было бы абсурдом. Наоборот, именно этот клочок материи, именно эта окровавленная куртка и доказывают, что Геспен невиновен и что преступление совершено самим графом Треморелем.

— Тогда почему же Геспен молчит? — возразил Жандрон. — Почему он не говорит о своем алиби? Где он провел ночь? Откуда у него в кошельке появились деньги?